— А если суд продажный, кто это должен сделать?
И снова речь завуча показалась Роману нравоучительной проповедью, на сей раз она не понравилась ему. Он торопливо допил чай, поблагодарил Евдокию Андреевну за гостеприимство и заторопился домой. Евдокия Андреевна проводила его до калитки и с некоторым беспокойством долго смотрела вслед парню. Этот хулиган, драчун и троечник в школе, так изменился, что даже не верилось, что она говорила с Романом Клейном. Катя — совсем другое дело. Она и в школе была умницей, аккуратной девочкой, и после школы, и теперь, когда стала женой ее сына. А еще — красавицей. Но Роман просто поразил немолодую женщину. С чего это он решил оправдывать поведение существа, в которое она не могла поверить? Конечно, считалась с мнением сына и мнением всего почти что поселка, но сама — не могла поверить. Библию стал читать, и это — Роман Клейн?! Фантастика.
Решила, что это следствие пережитого. Психика у парня неокрепшая, вот и произошли сдвиги. Хорошо бы они не оказались фатальными для парня.
Евдокия Андреевна решила, что обязательно поговорит о Романе с сыном, пусть Иван присмотрит за ним.
Вернувшись домой, Мошканцев выпил слишком много, дабы забыть события минувшей ночи, быстро опьянел, повалился на железную кровать, не раздеваясь, и уснул. Точнее говоря — «отрубился». Проснулся, когда за окном уже давно стемнело, а в хате и подавно было хоть глаз выколи. Нашарил бутылку на деревянном полу у кровати, там еще осталось граммов сто, жадно выпил, пустую посудину швырнул под кровать. Голова болела, да это не проблема, пройдет. А вот как жить дальше — ни хрена не понятно. Свет включать не хотелось. Мошканцев нашарил в боковом кармане толстого свитера помятую пачку «Мальборо» и зажигалку, закурил. Лежал в полной темноте, жадно затягивался, стряхивал пепел на пол.
Понятное дело, размышлял о минувшей ночи. Скрипел зубами, вспоминая, как Потапов бил его, машинально потрогал ушибленные ребра — болели, а на коже ни синяка ни ссадины, умел бить, падла! Как менты разговаривали с ним, приказали никуда не отлучаться из поселка… Козел он, этот Потап, но козел и Лева-Варвар! Он для него рисковал всем, а Варвар даже не знает, куда товар делся! Крутой бизнесмен, шлюшке своей шубы кропает одну за другой, а они тут кто? Совсем придурки, что ли? Получается, так. Что Гусляр, что Краснуха — дешевки, которых Варвар подставит, когда это нужно будет ему. Подставит и глазом не моргнет! Мог бы утром подвалить, адвокатов из города выписать, его ж сотрудника посадили ни за что! Машину сожгли, он еще ночью понял, что они были тут, из разговоров районных следаков понял, значит — никаких улик, ну и выпендрился бы, крутой бизнесмен, показал бы Потапу свою «крутость»! Да ни хрена подобного! Спокойно торчал в офисе, когда Потап пинками выпроваживал его на волю. А ведь когда Варвар сидел, его и Краснуху уважали в поселке, слово Мошканцева кое-что значило, а теперь что? «Шестерка», и все дела.
Краснуха — тоже, и Гусляр, хоть и делает вид, будто «лепший кент» Варвара. Придет время, и его подставит хитрожопый Лева.
Мошканцев перевернулся на другой бок и тупо уставился на темную стену за кроватью. Когда-то она была белой, а теперь при свете лампочки под потолком — ее и серой-то нельзя было назвать. Пять лет назад, после гибели родителей в автокатастрофе, он думал, что женится, и будет у него хозяйка, которая побелит обе комнаты этой старой хаты, сделает их уютными… Не было ни хозяйки, ни уюта. Приперся Варвар, и все закружилось совсем не так, как он полагал. Магазин, приличные бабки, притон Краснухи, где всегда можно было найти телку на пару часов. Опять работа, опять притон, закружилось, пошло-поехало… И теперь его запросто могут посадить, а Варвар и не почешется, чтобы адвокатов нанять. И жены, которая могла бы его ждать, нету. Никому он, выходит, не нужен, один, как волк, лежит в джинсах на кровати в грязной халупе. И это еще хорошо, что дома лежит…
Надоело валяться, голова уже болела не так сильно. Мошканцев встал, подтянул джинсы, выключил свет. Лучше в темноте торчать, сплошная тоска глядеть по сторонам. Железная кровать с грязным одеялом, ветхий стол с фанерными дверцами под столешницей, одна была выбита, два венских стула и фанерный гардероб. Коричневые доски пола были усеяны окурками, да и коричневыми их трудно было назвать — краска стерлась, ее заменил толстый слой пыли и грязи.
Не мог он и не хотел что-то делать в этой хате. Осточертела она ему после гибели родителей. Купить новую хотел, кирпичный дом, копил деньги, потому и соглашался ездить за «товаром». Варвар обещал помочь с покупкой дома, в долг дать. Но теперь вряд ли получится. И тачки нет, и неизвестно, что дальше будет.