— Да, если мы не придем к нему на помощь.
— Что же ты думаешь делать?
— Абсолютно ничего не знаю… Мы назначили свидание в половине восьмого утра, чтобы дать мне время поразмыслить, но, признаюсь, я не вижу никакого выхода из этого положения.
— Но, ведь, ты заявил, что у тебя явилась какая-то мысль?
— Или, вернее, сказать, средство найти эту мысль!
— Ну, посмотрим это средство.
— Что, если мы пойдем посоветоваться с человеком, который в продолжение двадцати пяти лет был настоящим министром полиции во Франции, от которого ничто не могло скрыться, ни заговоры, ни преступления, ни убийцы, к нашему старому патрону, наконец, Жаку Лорану, под начальством коего мы и начали свою службу?!
— Ты прав, тысячу раз прав! — воскликнул Люс, — только он может вывести нас из этого положения! Как это я раньше не подумал об этом… Мы здесь теряли понапрасну золотое время.
— Утешься, пожалуйста, прежде всего, было бы недурно, чтобы ты ввел меня заранее в курс всего этого дела, чтобы я не очутился в ложном положении при нем, а затем, хоть он и сохранил свою привычку и в отставке вставать рано, не можем же мы идти к нему ночью.
— Который теперь час?
— Четыре часа утра!
— У нас в распоряжении еще три с половиной часа, этого достаточно, чтоб найти средство защиты в нашем положении, если только это, вообще, возможно… Идем на улицу Лепик.
Несколько минут спустя, оба полицейских чиновника, дрожа от холода, направились к высотам Монмартра. Там одиноко жил, лишь со своей старой экономкой, бывший начальник полиции безопасности Жак Лоран, уже восьмидесятилетний старик, два поколения удивлявший всю Европу своими подвигами и служивший при четырех правлениях: Реставрации, Июльской монархии, Республики и Империи. Про него ходили разные легенды, и его мемуары, если бы он только захотел их написать, дали бы всю закулисную историю первой половины текущего*note 4 столетия. Однажды Австрийское посольство в Париже получило от своего правительства уведомление, что четыре преступника составили заговор против жизни императора Франца и скрываются во французской столице. Полицию тотчас же предупредили, и четыре дня спустя Жак Лоран писал в Австрийское посольство уведомление следующего содержания: «Четыре лица, о которых идет речь, никогда не уезжали из Вены, они скрываются в погребе привратниками третьего дома с левой стороны улицы Иолифа и должны будут стрелять в императора, когда он отправится в кафедральный собор в день памяти императрицы Марии Терезии». По проверке оказалось, что все сведения пунктуально точны, и четыре заговорщика были схвачены в тот момент, когда они снаряжали свою адскую машину, которая должна была стрелять в императорский поезд через отдушину в подвале. В другой раз какой-то чиновник из английского банка украл, как предполагали, гравировальную доску для печатания банковских билетов по сто фунтов стерлингов и различные печати для накладывания подписей. Он мог их держать у себя лишь с субботы до утра понедельника. Но этого времени ему было достаточно, чтобы сделать отпечатки настолько совершенные, что подделку билетов заметили лишь через несколько лет потому, что эта доска была изъята советом банка, и все билеты, поступавшие в банк, больше в обращение не пускались. Через некоторое время с удивлением заметили, что билетов этой серии поступило в четыре раза больше, нежели было их пущено в обращение. Это удивление еще более увеличилось, когда пришлось сознаться, что невозможно отличить фальшивые билеты от настоящих. Стали, не без основания, подозревать одного из высших чиновников, однако, после самых тщательных розысков, открыть виновного оказалось невозможным. Отчаявшись и не надеясь более на успех английской полиции, банк обратился в полицейскую префектуру в Париже с просьбой произвести, в свою очередь, расследование, так как было выдвинуто предположение, что преступники скрылись во Францию. Жак Лоран поехал в Лондон инкогнито и условился с советом банка о тех мерах, которые следовало предпринять. Дело велось секретно. Лоран посоветовал, наоборот, сообщить номера билетов во все меняльные лавки через посредство газет, возбудить как можно больше шуму по поводу этого дела, затем сделать так, как будто им совсем перестали заниматься. За несколько дней до этого старый еврей в восточном костюме открыл лавку на одной из улиц предместья, пользовавшихся самой худой славой. «Размен всякого рода денег. Покупка золота и серебра в слитках. Всевозможные старинные и редкие вещи».
Пять здоровых молодцов, из коих один был агент Лондонской полиции, курили и пили в комнатке при лавке, к которой примыкал погреб, запиравшийся солидной дверью. Это Жак Лоран устроил свою ловушку. В первый день какой-то господин пришел предложить старинную столовую серебряную посуду, старый еврей позвал его в комнату за лавкой для того, чтобы ему заплатить, и по его знаку пять человек его обыскали и заперли в погреб, это был номер первый.
В ожидании своей настоящей добычи, Жак Лоран забавлялся тем, что очищал Лондон от самых опасных злодеев. Следующие дни тоже дали ему небольшой улов… Наконец, не прошло недели, как какой-то иностранец, с осанкой герцога и пэра, вышел из кареты, чтобы купить пару турецких туфель за два шиллинга.
— Не так уж ты ловок, мой приятель, — подумал Жак Лоран, — ты мне заплатишь сейчас билетом!
Этот удивительный полицейский чиновник «почуял», как он выражался, что новоприбывший, что называется был «его прихода». В самом деле, иностранец вытащил свой бумажник, полный билетов, и взял один из них в сто фунтов стерлингов, т. е. две тысячи пятьсот франков для того, чтобы заплатить два с половиной франка. При взгляде, который бросил на него Лоран, преступник — это и был разыскиваемый — хотел бежать, но дверь изнутри открывалась только при знании секрета. Тогда он с кинжалом в руке бросился на своего противника, но в одну минуту был обезоружен и смят Жаком Лораном и присоединен к тем пятнадцати редким птицам, которые уже сидели в клетке. Агенту английской полиции оставалось только оформить аресты. За восемь дней начальник полиции безопасности в Париже поймал пятнадцать самых опасных преступников Лондона, убийц и рецидивистов, которые уже несколько лет издевались над английской полицией, и знаменитого подделывателя билетов, который оказался бывшим контролером в отделении банка по печатанию билетов.
Совет банка выдал Жаку Лорану в виде награды сто тысяч франков, которые он все и разделил между своими агентами, не оставив себе ни сантима.
Он придерживался того принципа, что полиция никогда не должна ничего скрывать, самое широкое опубликование всегда послужит ее пользе. Так, в деле банка, опубликование имело тот результат, что все отказывались от билета с известным номером, и естественно, что преступник стал искать какого-нибудь старьевщика, менялу низкой пробы, чтобы попытаться спустить ему свои билеты. Но так как в Лондоне тысячи такого сорта лавок, то Жак Лоран переоделся ста рым евреем, грязным и отвратительным, будучи уверен, что затрудняясь в выборе, преступник обратится скорее всего нему, так как восточный еврей должен был показаться, благодаря создавшейся у этого сорта людей репутации, боле подходящим для подобных, темных дел, чем всякий другой
События показали, что он был прав. Высокого роста один из тех людей, про которых говорят: «неладно скроен, да крепко сшит», обладая геркулесовой силой, которая давала ему возможность справляться одному с четырьмя и пять, преступниками, Жак Лоран к тому же обладал еще глубоким знанием человеческого сердца и всегда избирал самые просты и естественные средства при своих расследованиях… «Эт так и должно быть! » — часто говорили его противники. Конечно, так и должно быть, но к этому нужно было прийти
Таков был старый начальник полиции безопасности к которому два наших героя шли за советом в том ужасно! и безвыходном положении, в которое они были поставлены. Дойдя до конца улицы Лепик, Люс позвонил у двери отдельного домика, где жил старик.
— Кто там? — спросила экономка через щелку в дверь Люс назвал их имена и звания.
— А, входите же! — послышался радостный голос хозяина квартиры, который только что встал… — Какой попутный ветер занес вас так рано к Мояшртрскому отшельник.