Подойдя к стойке, он окликнул одну из барменш, китаянку по имени Жасмин, неизменно вплетавшую себе в косичку желтую ленточку:
— «Джонни Блэк», со льдом.
Жасмин достала высокий бокал, бросила туда несколько кубиков льда, а затем наполнила его до краев шотландским виски. Вручая бокал Сиверу, она сказала:
— С вас пятнадцать долларов.
Протянув ей двадцатку через головы сидящих за стойкой, Сивер произнес: «Держи» — и прошел в сторону затемненной сцены, находящейся в дальнем конце большого зала. Чуть справа от сцены высилась скульптурная группа, некогда изваянная для католической церкви: Мадонна в человеческий рост, приодетая уже здесь в щегольские поясок и бюстгальтер. Из громкоговорителей, заключенных в железные колонны, доходящие до самого потолка, неслась дикая латиноамериканская музыка, тогда как посетители, которых было уже полным-полно, танцевали в лучах многоцветных, постоянно вращающихся прожекторов.
Потягивая виски, Сивер засмотрелся на дамочку, одетую в черные брюки, ковбойские сапоги, рубашку с открытым воротом, на груди которой красовалась эмблема «Сельский СПИД». Ее оранжевые волосы были заплетены на затылке в «колосок», украшенный черным бархатным бантом. Она танцевала с человеком, одетым, на взгляд Сивера, смешно и безвкусно: в синюю морскую форму, изубранную блестками. Отведя взор от парочки, Сивер обнаружил, что к нему направляются двое восточного типа мужчин, увешанных золотыми цепями, медальонами и перстнями. «А вот и людишки из „Золотого треугольника“», — подумал он.
Сивер метнулся от них, устремившись по каменной лестнице на балкон. Это было более достойным отступлением, нежели прорыв через весь танцевальный зал к главному входу. У одной из стен, выстроившись в ряд, стояли длинные банкетки, а танцевальная площадка, размером не больше чернильницы, была со всех сторон окружена столиками для коктейлей. У стены был небольшой бар с превосходным выбором напитков. Между столиками скользили официантки, одетые только в черные колготки и в туфли на высоченном каблуке.
Сивер сразу же заметил здесь, на балконе, Чи-Чи Моралеса, крупного мексиканского наркодельца в окружении четверых латиноамериканских бандитов. Развалившись на банкетке, они попивали шампанское и развлекали своих девочек.
В отличие от большинства наркодельцов, роскошно одевающихся и увешивающих себя драгоценностями, Моралес был одет крайне скромно: джинсы, темная сорочка, высокие башмаки на пуговках. Худощавый мужчина под шестьдесят с худощавым же — кожа да кости — лицом. Проницательные черные глаза, толстые губы, плоский нос, высокие скулы и агатово-черные прямые волосы, рассыпающиеся по плечам, выдавали в нем самого настоящего индейца, а вовсе не какого-нибудь там метиса.
Моралес был опытнейшим «курьером», о котором правоохранительные органы знали, увы, слишком мало. Его дикарский нюх на опасность позволял ему избегать все хитроумнейшие ловушки, устраиваемые для него полицией. С тех самых пор, как он пять лет назад всплыл в Нью-Йорке, ему принадлежала роль ключевого игрока в серьезнейших сделках по наркотикам.
Продолжая на ходу потягивать свое виски и не обращая внимания на наркодельцов, Сивер прошел вдоль столиков, минуя танцующих, в другой конец балкона и, остановившись у парапета, окинул взглядом толпу вдохновенно танцующих на первом этаже. Вскоре его ноги непроизвольно начали отбивать тот же самый ритм, а плечи заходили ходуном. Краем глаза он углядел двоих восточного типа мужчин, повстречавшихся ему внизу, которые сейчас направлялись к Моралесу.
Вдруг музыка замерла, и сразу же погасили разноцветные огни. Толпа внизу устремилась к сцене, скандируя: «Алехандро! Алехандро! Алехандро!» В зале пригасили и другие огни, а толпа все неистовствовала, продолжая выкрикивать: «Алехандро!» В клубе воцарилась атмосфера нетерпеливого ожидания. Единственный луч прожектора выхватил из мрака мужчину, стоявшего на сцене склонив голову и опустив руки по швам, причем в правой он держал розу на длинном стебле.
Все присутствующие в клубе женщины вздохнули разом, тогда как человек на сцене оставался неподвижен, завораживая аудиторию и доводя ее нетерпение до апогея. На нем были линялые джинсы, черная рубашка с расстегнутыми тремя верхними пуговицами и дорогие итальянские туфли на босу ногу. У него были типично индейские волнистые черные волосы, бронзовая кожа, пронзительный взор черных глаз и широкие скулы, тогда как прямой нос и овальный подбородок свидетельствовали о том, что в роду у него были и гринго. Такая комбинация генов придавала его внешности экзотическую изысканность, благодаря чему он оказывал магическое воздействие на окружающих. Алехандро был последним и самым неотразимым кумиром завсегдатаев клуба. Он сдержанно улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы. Женщины в толпе восхищенно заверещали, когда он поднял голову, поднес розу к губам и принялся целовать ее лепесток за лепестком. Взяв затем розу за самый конец стебля, он поцеловал ее в последний раз и кинул во тьму, где женщины принялись судорожно разыскивать ее. Счастливица, завладевшая розой, прижала цветок к своей весьма соблазнительной груди и выкрикнула: