Сразу же устремившись в грим-уборную, он стянул с плеч рубашку, бросил ее в дорожную сумку и подошел к замшелому рукомойнику, вмонтированному в заднюю стену сцены. Достав полотенце, он пустил воду, подождал, пока не схлынет ржавчина, взял губку, намылил ее и протер лицо и торс. С тех пор как он нынешней ночью покинул явочную квартиру, его мысль блуждала по одному и тому же усталому кругу. На этот раз Клеопатре не суждено будет уйти от него. Повернувшись, он резко бросил влажное полотенце в кучу грязного белья. Надел свежую спортивную рубашку, нанес на лицо немного крема, причесался и вышел из-за кулис. Алехандро без труда, оставаясь никем не замеченным, проскользнул по кромешно черному танцевальному залу и поднялся по каменной лестнице на балкон. Блуждающие лучи на мгновение выхватывали из мрака то охваченные неистовством пляски, то равнодушные лица.
Чи-Чи со своей шумной свитой прочно оккупировали часть балкона, отгородившись столиками от остальной публики, а заодно и высвободив место для танцев. Один из парней Чи-Чи сейчас лихо отплясывал самбу с разгорячившейся подружкой. Чи-Чи сидел в одиночестве, безучастно взирая на происходящее. От его змеиного взгляда и впрямь ничто не могло ускользнуть, да и телохранители были рядом.
Поднявшись на балкон, на «территорию» Чи-Чи, Алехандро был встречен рукоплесканиями. Его обступили со всех сторон, спеша пожать руку или похлопать по плечу. Это мужчины, тогда как женщины норовили прильнуть к нему в полушутливом объятии, причем кое-то из них успевал прошептать ему что-то на ухо.
Чи-Чи приветливо улыбнулся «своему» певцу и, щелкнув пальцами, приказал окружающим расступиться и освободить место для Алехандро. Наркодельцы повскакивали с мест, пропуская его к шефу. Усевшись рядом с Чи-Чи, Алехандро достал из ведерка со льдом бутылку шампанского и, налив себе бокал, повернулся к Чи-Чи:
— Твое здоровье!
Чи-Чи перешел на диалект индейцев племени тараскан, представляющий собой смесь примитивного испанского с местным говором.
— Ты был сегодня просто великолепен, — сказал он.
— Благодарю тебя, друг, — в тон ему ответил Алехандро и, потягивая вино, вдруг спросил: — Почему ты посещаешь такие места? Ты ведь их ненавидишь.
— Чтобы убедиться в том, что никто меня не дурачит.
— Но ведь ты не в состоянии приглядывать за ними все двадцать четыре часа в сутки.
На губах у Чи-Чи на мгновение вспыхнула полуулыбка, а затем он вновь поджал их.
— Тех, кто пытается меня дурачить, я наказываю без промедления и жестоко.
Алехандро изобразил брезгливую гримасу:
— Да. Мне рассказывали.
— Надо бы когда-нибудь познакомить тебя с моими любимыми методами.
— Нет уж, благодарю.
Чи-Чи полез куда-то под стол, достал конверт и положил его на колени Алехандро.
— В знак признательности за банкира.
Рука Алехандро незаметно скользнула под стол, взяла конверт и спрятала его за пояс.
— Тебе следовало бы вступить в наше дело. Заработаешь кучу денег.
Потягивая шампанское, Алехандро ответил:
— Когда я был маленьким и продавал туристам прохладительные напитки на Ла-Плайя-Ропа, я мечтал о том, что когда-нибудь стану знаменитым певцом, и моей матери и сестре не придется больше бродить по пляжам Зихуатанеджо под палящим солнцем, отыскивая полудрагоценные камни и строя из себя глухих индианок, когда вшивые гринго начинали приставать к ним на своем вшивом испанском. Мне хотелось купить им дома в Сан-Анжеле или в Койоакане. И я по-прежнему мечтаю об этом.
— А я уже в пятнадцать начал добывать девок туристам в Икстапе. — Чи-Чи пригубил бокал. — Ты знаешь легенду о том, как появилось название Лас-Гатас? В честь кого это место было так названо?
Алехандро улыбнулся:
— В честь акул, которые водились в тамошних водах. Ходили слухи, что эти акулы не прочь выпить и шаловливы, как кошки. И наш царь Кальтзонтцин, владыка бесчисленных племен, распорядился обнести место для купания каменной оградой, чтобы ему с дочерьми можно было наслаждаться хрустально-чистыми водами, не опасаясь акул. Эта ограда и по сей день там, а акулы куда-то подевались.
— У тебя прекрасная память, мой друг.
— Мать часто рассказывала нам изумительные истории о том, как величествен был наш народ, пока не появился Кортес и, главное, пока Мексиканское министерство туризма не вспомнило о наших пляжах.
— А твой отец?.. Ты редко заговариваешь о нем, — задумчиво произнес Чи-Чи, наблюдая за пузырьками в шампанском.
— Как тебе известно, он был гринго. Его убили агенты федеральной полиции Мексики.