— Эй, девахи, угощаю вас бесплатно, узнаете, как оно вкусно!
Алехандро посмотрел на часы: десять минут третьего. В три ему предстояло репетировать с оркестром новые песни. Пройдя мимо торговца наркотиками, он поглядел через Четырнадцатую улицу на железобетонный каркас строящегося небоскреба. Точнее, уже не строящегося — как и многие другие, это строительство было заморожено ввиду депрессии.
Придя на сельскую ярмарку, Алехандро увидел человека, сгружающего с машины ящики с фруктами. Это был коротышка с широким лицом и чересчур толстыми губами, что выдавало в нем уроженца суровых гор Гверреро. Подойдя к нему, Алехандро сказал по-испански:
— Далеко же ты забрался, дружище. Как дела на родине?
Взвалив на плечо ящик винограда, мексиканец ответил:
— Там я был мужиком, и здесь я мужик. Всего-то и делов.
— Но здесь-то ты зарабатываешь кучу денег.
— Что здесь заработаешь, то здесь же и спустишь, — ответил грузчик и пошел со своей ношей прочь.
Алехандро на мгновение задумался, а затем отправился к автолавке и заказал ленч. Лакомясь горячей лепешкой, он невольно подслушал разговор двух испанок, стоящих всего в нескольких футах от него. Они пили кофе из пластиковых стаканчиков. Одна из них жаловалась на то, что муж ей, судя по всему, изменяет, потому что с недавних пор у него каждый вечер появляются какие-то дела вне дома. Придвинувшись к подружке поближе, она вполголоса добавила: «Даже приставать ко мне перестал». Подружка посоветовала ей порыться у него в карманах и прежде всего поинтересоваться кредитной карточкой а также спичечными коробками, на которых порой записывают чей-нибудь телефон.
Алехандро съел лепешку и бросил бумажное блюдце в пластиковое ведро для мусора и покинул ярмарку. Выйдя на Семьдесят седьмую, он обнаружил, что в районе Южной Парк-авеню образовалась пробка. Грохот работающих вхолостую моторов вливался в общегородской шум. Он поглядел через дорогу на явно покинутое красивое пятиэтажное здание с изящной чугунной оградой. Сиротливо вертелся на крыше флюгер. Выцветшую вывеску у входа ему удалось почитать не без труда: «Американская компания: шторы и ковры». «Гиблое дело в гибнувшем городе», — подумал он и решил отправиться в клуб пешком.
По всему «Энвироману» разносился едкий запах моющих и дезинфицирующих средств.
Было три часа, клуб только-только начинал оживать. Подвезли и разгружали под бдительным оком приказчика еду и напитки. Двое уборщиков мыли, драили, натирали. На подмостках Алехандро репетировал бахату — мелодию, популярную во всем испаноговорящем мире. Оркестр, состоящий из гитариста и двух барабанщиков, отбивал ритм, а трубач выводил мелодию. Алехандро стоял рядом с музыкантом, играющим на конге; он напевал, заменяя текст бессмысленным «па-па-па». Его губы слегка подрагивали в такт заводному ритму бахаты. Затем он спел песню уже со словами. Речь в ней шла о том, как хорошо заниматься любовью в тропическом климате. Пропев песню, аранжированную им под собственный стиль исполнения, он услышал окликнувший его знакомый голос. Обернувшись, он увидел Йошуа Будофски, своего импресарио.
Высокий симпатичный мужчина чуть за тридцать, всегда, даже в такую жару, появляющийся на людях в строгих темных костюмах и в галстуках, Будофски взял на себя заботы об артистической карьере Алехандро полтора года назад по просьбе Чи-Чи Моралеса.
— Великолепный текст.
— Рад, что тебе он понравился.
Алехандро сел на край рампы, свесил ноги и принялся болтать ими.
— Как мне хотелось бы, чтобы ты наконец осознал, что живешь в XX веке, и приобрел автоответчик. Тебя никогда не бывает дома, и когда возникает необходимость с тобой связаться, тебя приходится просто выслеживать.
Алехандро пренебрежительно отмахнулся:
— Терпеть не могу технические штуковины. А в чем дело?
— Я показал твою видеокассету Полю Бельмонту с кабельного, и ты ему понравился. Очень понравился.
— Ну и когда прикажешь подписывать контракт?