На лице у Чи-Чи появилось типичное для индейцев выражение мнимого бесстрастия. Мол, все вижу, но ничего не говорю. А когда он наконец заговорил, его голос звучал спокойно и даже безучастно:
— А почему ты мне об этом докладываешь?
— Потому что я твой друг и мне не хотелось бы, чтобы у тебя возникли сложности.
— Я передам твои сведения. Слишком скверно, когда приходится терять груз, доставленный морем.
— Что ты имеешь в виду? — Алехандро, напротив, был не в силах скрыть удивления.
— Я имею в виду, — рявкнул Чи-Чи, — что эта дамочка не с одним тобой язык распустила. Уж мне-то это известно.
Алехандро смахнул с плеча у Моралеса голубиный пух и посмотрел на воркующих у них над головами голубей.
— Так дело не делается.
Рот Моралеса напрягся.
— А откуда вообще этот внезапный интерес к моим делам?
Алехандро заранее заготовил ответ и на это:
— Сегодня днем ко мне заезжал импресарио. Судя по всему, в серьезных фирмах считают, что я талантлив, но уж больно по-латиноамерикански выгляжу. От меня требуют, чтобы я поменял стиль.
— А контракт они при этом гарантируют?
— Черта с два они гарантируют. Так, туманные обещания. Я начинаю догадываться, что мне всю жизнь придется петь в ночных притонах. Мне тридцать два, а денег на покупку дома для матери и сестры я так и не наскреб. А если так пойдет и дальше, то не наскребу и впредь.
Чи-Чи уперся головой в вулканизированную стенку туннеля. Он поглядел в небо, поглядел на воркующих голубков.
— И поэтому ты решил связаться на какое-то время с нами, провернуть парочку операций и обеспечить себя до конца своих дней?
Алехандро улыбнулся:
— Нечто в этом роде.
Чи-Чи пристально поглядел ему в глаза:
— Знавал я парней, которые приходили к нам на парочку операций, лишь бы намолотить деньжат — и сразу в кусты. Но, попав к нам, они оставались навсегда. И знаешь, почему? Потому что когда дорвешься до денег, то хочется их все больше и больше.
— Это не мой случай.
— Надеюсь. — Чи-Чи начал выбираться из туннеля. — Но порой мне кажется, что живым из нашего бизнеса не удается выйти никому.
Известняковое здание парковой администрации на краю Морнингсайд-парка было снабжено гаражом, дверь которого выходила на магазин запчастей Лопеса. Голуби, ворковавшие над головой у Чи-Чи, перелетели в переносную голубятню на плоской крыше гаража. Детектив-инструктор взял их по очереди в руки и извлек из оперения миниатюрные передатчики.
На чердаке двое детективов из Управления разведки, отдел по борьбе с наркотиками, установили постоянный пост слежения с соответствующим оборудованием. Здесь на треноге стояла телекамера с прибором ночного видения и с телескопическим объективом. Она была выведена в вентиляционное отверстие и нацелена на магазин Лопеса. Детектив, работавший сейчас с камерой, фокусировал ее на фигурах Чи-Чи и его неидентифицированного гостя, выходящих с заднего двора.
В другом конце чердака второй детектив сидел перед переносной консолью. Заключенная в консоль числовая система анализа и идентификации голосов была подключена к передатчикам, спрятанным в оперении голубей. Эта система одновременно записывала весь разговор между объектами слежки и, опираясь на электронную память, производила поисковый анализ голоса — в данном случае, голоса Алехандро.
Лейтенант Сал Элиа, начальник поста слежения, разглядывал выходящую с заднего двора парочку в обыкновенный бинокль.
— Снимок и голос этого парня надо немедленно переправить в Управление.
Позже тем же вечером, потягивая кофе, человек с седой прядью бросил пристальный взгляд на своего собеседника.
— Когда-нибудь, Роберто, ты подорвешься на траханье, как на мине.
Барриос весело рассмеялся:
— Я ведь насчет траха разборчив. Про СПИД слыхать доводилось? — Он взял чашку, стараясь не дать понять, как он испуган. Он сидел дома, когда ему позвонили и хорошо знакомый голос отдал приказ: «Встретимся у „Биллингса“. Немедленно». Это было название одного из самых дорогих ресторанов на Коламбус-авеню.
Человеком с седой прядью был Гектор Писсаро, хорошо одетый отставной офицер боливийской армии лет около шестидесяти. У него были большие холодные глаза, и он был рябым. Поднеся чашку к губам, Писсаро сказал:
— Твоя последняя подружка донюхалась до смерти нынче утром. Ты что, подложил ей один из своих «гостинцев»?