Чи-Чи потянулся за своим бокалом.
— Нет. Мы работаем на разные фирмы.
— Если дело у меня выгорит, я получу приличную долю. Причем товаром, а не деньгами. Ты поможешь мне реализовать его?
— Сперва придумай, как ты все это провернешь, а потом уж потолкуем.
— Я спешу, Чи-Чи. Я не собираюсь до конца своих дней ошиваться в диско-барах. И поверь мне, получу один раз свое — и на этом завяжу.
Чи-Чи, потягивая шампанское, промолчал.
Теплый ночной воздух овевал лицо Алехандро, когда он гнал свой «порше» по береговому парквею.[2] Вдалеке перед ним замерцали грациозные контуры Малого Моста Веррасано, а за мостом — на самом горизонте — уже начинала разгораться заря. Он проехал через весь город за сорок минут, мысленно оттачивая план сокрушения синдиката «Клеопатра». В машине была включена стереосистема, и звучал голос только что ярко вспыхнувшей и, несомненно, одаренной ирландской поп-звезды. Музыка успокаивала Алехандро и помогала ему думать четче. А главное, она не бередила душу, не будила горьких и страшных воспоминаний — и в этом было ее отличие от латиноамериканской музыки.
Машина мчалась по парквею. Алехандро видел большие суда, стоящие на рейде в Грейвсэнд-Бэй. Миновав Бенсонхарст-парк, он бросил взгляд на припаркованные во мраке машины — здесь предавались любви парочки — и вспомнил о женщине, у которой хватило дерзости бросить ему свои трусики и увести его к себе в постель. Сейчас он уже не ощущал ее призывного запаха, да что там, он даже не помнил ее имени — она превратилась в еще одну зыбкую тень, обитающую в замке его одиночества. Он переехал на скоростную магистраль Гоуэнос и всего несколько минут спустя уже мчался по почти заброшенному Бруклинскому туннелю. Выехав из него, он помчался по призрачно-пустынным в этот час улицам банковской столицы мира. Затормозил он у телефонной будки напротив церкви Святой Троицы. Выйдя из машины, он окинул взглядом чернеющий даже во тьме шпиль достопочтенного старинного здания.
В надежде на то, что телефон не окажется сломанным, он разместил над прорезью четвертак, услышал длинный гудок, набрал номер, быстро прикинув в уме, что уже пошла пятница, 24 июня.
Когда на другом конце провода взяли трубку, он сказал:
— Чилиец, тысяча триста.
— Чилиец, тысяча триста, — как эхо откликнулся голос на другом конце провода.
— У тебя нет ощущения, что тебя раскусили? — спросил Сивер.
Они с Алехандро прогуливались возле могилы генерала Гранта. Сивер был явно обескуражен оборотом, который принимали сейчас события.
— Сработает, — невозмутимо ответил Алехандро.
— В ходе нашей последней встречи ты напридумывал массу самых нелепых вещей. И я должен признать, что большинство из них сработало. Но на эту наживку они не клюнут.
— Почему же?
Не без раздражения Сивер ответил:
— Ну во-первых, большая часть этого совершенно противозаконна.
— Конечно, Энди. Мы сдаем властям бандитов, а сами растворяемся во тьме. Благодаря нашим действиями дюжина наркодельцов получает солидные сроки. — Он шутливо воздел руки к небу. — Мы безымянные герои. Ну и что, если мы разок-другой нарушим закон?
— На этот раз это чрезвычайно опасно. Слишком много рытвин и ухабов на дороге.
Сивер всячески противился затее Алехандро, но тот не уступал:
— Мне нужна Клеопатра.
Сивер, признавая свое поражение, тяжело вздохнул:
— Как только ты до всего этого додумался?
— В последний раз, когда ты отправил меня потренироваться на гасиенду, я подружился там с парочкой парней из отряда «Дельта». Они демонстрировали «Парапойнт». Объяснили мне, как эта штука действует, и я взял это себе на заметку. И вдруг — в беседе с Барриосом — вспомнил об этом.
Сивер закурил короткую сигару и выпустил дым в лицо Алехандро.
— Я знаю об этой системе. И я знаю, что она БУП. То есть «без употребления посторонними». А это включает в себя и секретных агентов Управления разведки. И как же ты собираешься наложить лапы на эту штуку?
Алехандро заговорил обстоятельно и несколько заискивающе:
— По воскресеньям клуб закрыт. Рано утром в воскресенье мы можем слетать в гасиенду, перекинуться парой слов с парнями из «Дельты», и они наверняка одолжат нам ее.
Сивер рассмеялся:
— Вздор! Эти парни не скажут тебе, который час, не получив на то письменного приказа, причем в пяти экземплярах.
— Ну, послушай, Энди, а что мы, собственно говоря, теряем?
— Ты осознаешь, надеюсь, что вся эта история потребует твоего выезда за границу без какого бы то ни было прикрытия?