С этими словами она протянула мне записную книжку и еще кое-какие бумаги. Взглянув на верхнюю, я сразу понял, что не смогу ее убить.
Это была копия документа, подлинник которого находился или в сейфе, или у адвоката. Он начинался так: «Это заявление должно быть передано прокурору после моей смерти…» И в нем она рассказывала абсолютно обо всем. Даже о неизвестных мне деталях. Так, например, только сейчас я узнал, что в ту ночь она еще раз ездила к домику Суттона и, найдя его мертвым, поняла все.
Я до конца прочитал бумагу. Да, выхода нет. И моя жизнь полностью зависит от нее. Даже если она умрет от какой-нибудь болезни или по нелепой случайности, мне можно будет готовиться к электрическому стулу. Теперь мне, как ни смешно это казалось, надо защищать ее и оберегать.
Я сложил бумагу и поднял глаза. Глория сразу поняла, что в этой бумаге содержалось что-то неприятное для меня, но миссис Харшоу снова дала знать о себе:
— А теперь поговорим о ваших неприятностях, мисс Гарнет. Вы понимаете, что мистер Мэдокс просто обязан был рассказать мне о вашей растрате. Но он же и упросил меня дать вам возможность рассчитаться…
Меня словно оглушили. Вот это удар! И собственно говоря, это конец!
Наверняка, когда она рассказала Суттону про меня, тот ответил откровенностью на откровенность и доложил о Глории… А я-то позволил этой женщине удрать, приняв ее за Глорию.
А та сидела на кушетке, бледная и растерянная. Она смотрела на меня испуганными и в то же время вопрошающими глазами, ожидая от меня хоть чего-нибудь — жеста, взгляда, слова…
Но я не мог шевельнуться. Она, наконец, тоже отвела глаза.
Меня никто не заставлял держать ее в неведении. И я мог сказать ей правду. Ужасную правду…
Но разве это изменило бы что-нибудь? Конечно нет! Все равно я ее теряю навек. И я промолчал.
А она поднялась — стройная, молодая, красивая, такая близкая и в то же время недоступная для меня — и спокойно сказала:
— Я благодарю вас, миссис Харшоу. И можете быть уверены, я возмещу растрату… А теперь, может быть, вы позволите мне уйти?
— Я провожу вас, Глория, — с готовностью предложил я.
— Нет, не надо… Я… я лучше пройдусь пешком…
Она вышла из дома, прошла по гравийной дорожке и вскоре исчезла за поворотом.
Я взглянул на Долорес. И к этой женщине я буду прикован до конца своей жизни!
Долорес какое-то время смотрела на меня, а потом проговорила с усмешкой:
— Хотел променять меня, женщину, жаждущую твоей любви, на какую-то девчонку! Глупец! А теперь будешь валяться у моих ног и молить, чтобы я вышла за тебя замуж… Ведь теперь тебе нужно оберегать меня и следить, чтобы со мной ничего не случилось…
По моим глазам она поняла, что опять перегнула палку, но было уже поздно. Я прыгнул на нее и схватил руками за горло. Ярость клокотала во мне. Я хотел лишь одного — убить эту суку. Чем я, в конце концов, рискую? Только своей жизнью…
Она уже хрипела, когда я внезапно выпустил ее. В последний момент я все-таки опомнился.
— Вот видишь, Гарри… — едва слышно прошептала она.
Она поправила прическу, взглянула на свою грудь, обнажившуюся в борьбе, и снова улыбнулась.
Я заставлял себя не смотреть на нее. Она лежала на кушетке, почти голая, растрепанная, сексуально-обольстительная, а аромат, исходивший от нее, приятно щекотал мне ноздри, вызывая неистовое желание обладать этой женщиной…
— Поцелуй меня, мой Гарри…
— Не играй со мной, До…
И тем не менее я опустился рядом с ней на кушетку. Она сразу же обвила мою шею руками.
— Разве это игра?
Я промолчал. Мне предложили только один выход, но это все же лучше, чем положение без выхода.
— Почему ты не отвечаешь?
— Лучше помолчим… Ведь и так все ясно.
— Ты любишь меня?
— Конечно! — ответил я, с яростью овладевая ею.
С тех пор прошел почти год. Я женился на Долорес и теперь каждое утро отправляюсь в автопарк продавать или давать напрокат машины, и денег у меня столько, что я не знаю, куда их девать. Я стал членом Коммерческого совета города и вступил в ряд клубов.
Есть у меня и мечта. Мне хочется стать директором банка. Тогда я, наверное, был бы единственным директором, который достиг такого положения, начав с того, что ограбил банк.
Главная же моя забота — благополучие и здоровье моей жены, хотя я и смотрю на нее как на самую последнюю потаскуху, — ведь все мое благополучие зависит только от нее.
Я неоднократно пытался выяснить, где она держит свое заявление, но ничего не добился. Пробовал я и убежать куда-нибудь подальше, но в последний момент одумывался, ибо понимал, что рано или поздно меня поймают.