— Какие-либо затруднения, Тельма?
— Он хочет видеть мистера Вильсона.
— Понимаю, но боюсь, что в данный момент слишком поздно…
Я медленно повернулся и взглянул на говорившего. Он не очень изменился. Всегда предельно исполнительный, умелый, превративший себя в человека, совершенно необходимого для того или иного босса, он тем не менее обладал достаточными способностями и талантом, чтобы подняться наверх. И все же одним достоинством он обладал несомненно. Он всегда оказывался на стороне выигравшего, на стороне победителя. Таков был Оджи.
Брови его нахмурились, глаза на секунду полузакрылись, он, видимо, пытался ухватить какую-то возникшую у него и убегавшую мысль. Он даже приподнял плечи и затем вновь их опустил, хотя это и мало чем ему помогло. Да, он остался тем же самым Оджи. И все же он закончил прерванную фразу так:
— Хорошо, вы увидите мистера Бэттена.
Я поблагодарил кивком головы. Две девушки у зеркала с любопытством прислушивались к нашей беседе, удивленно переглядываясь.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Неужели не припоминаете, Оджи? Доложите Вильсу, что пришел Дип.
Он вскинул голову, и мгновенно все прошлое предстало перед его взором. Он как-то особенно пожал своими огромными плечами и широко улыбнулся. Голос его стал похожим на приятное журчание, появилась интонация, выражающая готовность быть полезным.
— Я должен был припомнить, но вы так изменились, Дип.
— Все мы меняемся.
— Чувствуется, что вы стали больше.
— Да, больше. Это хорошее слово.
Офис представлял собой просторное помещение, искусно отделанное красным деревом и обставленное изящной мебелью.
И блестящая полировка стен, и мягкие ковры, и копии картин Ван Гога, и кресла, и массивный письменный стол — все говорило о большой значительности человека, восседавшего в кресле с высокой спинкой.
Чопорный, церемонный, накрахмаленный и выглаженный, полысевший, но все еще с темными волосами, он даже не попытался оторвать свои глаза от какого-то документа, лежавшего перед ним, когда мы вошли.
— Хэлло, Вильс, — сказал я.
Похоже, он узнал мой голос.
— Дип? — Он встал и протянул руку. — Рад видеть вас, Дип.
Сделав вид, что я не замечаю протянутой руки, я усмехнулся.
— Держу пари, что вы более чем переполнены радостью от встречи со мной, Вильс.
Его лицо было плотно затянуто профессиональной маской, но я отлично знал все, что с ним произошло.
Я подтащил к себе ногой стул, уселся на него и бросил шляпу на пол у своих ног. Оджи тотчас подошел и наклонился за ней, но я остановил его:
— Пусть лежит здесь.
Оджи бросил быстрый взгляд на Бэттена и отошел назад.
— Так, старина Вильс, — сказал я. — Вор из Гарлема.
— Видеть следует настоящее, Дип.
— Молчи, когда я говорю, Вильс.
Я улыбнулся и с полминуты наблюдал, как он пытается понять значение моей улыбки.
— Вы прошли длинный путь от Бэтти Бэттена до мистера Вильсона Бэттена. Адвокат. Неплохо. Даже очень хорошо для вора.
Впрочем, это продвижение вверх не так уж сильно отличалось от многих других успешных его шагов, которые мне прекрасно известны.
Я поднялся со стула и неторопливо прошелся по кабинету, изучая отлично выполненные копии Ван Гога и только теперь заметив, что некоторые из картин были подлинниками.
— Да, продвинулись вы далеко, мошенник, — заметил я.
— Дип…
Я обернулся и, взглянув на Бэттена, усмехнулся. Он стоял с открытым ртом.
— Бэттен, повторяю, вы — вор. Вы преуспевающий, хитрый и опытный плут. Одно время вы занимались припрятыванием краденых вещей. Позже скупили у меня все, что я мог украсть. Вы прикрывали парней, переправлявших сюда контрабандный спирт и наркотики. Вы были хорошим связующим звеном между этими парнями и не обладавшими высокой честностью копами.
— Несколько раз я и вас избавлял от крюка, Дип.
— Да, это верно. И за это вы получили свой фунт мяса.
Подойдя к нему вплотную и взглянув на него сверху вниз, я добавил:
— Тогда я был много моложе.
— Вы были тогда зеленым юнцом.
— Да, но неплохим и крепким. Не припомните ли вы ночь, когда Ленни Собел готовил расправу над вами? Не припомните ли, кто и как спас вас тогда от верной пули в висок? Или от ножа того же Собела в другой раз?
— Хорошо. Вы были крепким и твердым.
— Не совсем так, старина. Вы знаете, чем я тогда был.
— Юным преступником.
— Это правильно. И вот теперь я действительно и крепкий, и твердый. Понимаете?