За окном громыхнули ударные, завизжал саксофон, тренькнула об асфальт разбитая бутылка. Московское время – шестнадцать ноль-ноль. Под окнами у нас ночной клуб, его открыли пару месяцев назад, и с тех пор весь дом сверяет по нему часы. Как начнет громыхать – шестнадцать ноль-ноль, клуб открылся. Здравствуй, веселый вечер и не менее веселая ночь: музыка, крики, звон разбитого стекла... Ну отдыхают люди! Только все затихнет – семь утра, пора вставать.
Сперва мы бесились, писали коллективные жалобы, а потом привыкли. Иногда я не могу заснуть, если за окном тихо.
Мама вошла ко мне, растерянная, зареванная, как всегда после разговора с Лысым. Вместо того чтобы сказать «Дай валерьянку и подушку», сказала:
– Иди, купи клетку крысе. Я полежу, мне что-то нехорошо...
Еще бы! После таких разговоров ей долго приходится отлеживаться. Нашла время думать о крысе. Хотя не может же зверь шататься по квартире без клетки.
Я дала маме подушку и валерьянку, дежурный плед – и отправилась за клеткой.
В магазине мне чуточку повезло. Какой-то растяпа набрал полный комплект для крысы, а потом спохватился, что забыл кошелек, и ушел. Клетка, домик, лесенки, витаминки, гамак, мячик – все уже было упаковано, и даже чек выбит. Я расплатилась, сгребла покупки и пошла домой.
Из магазина самый короткий путь – через школьный двор. Я тащила клетку и думала, как, наверное, крыса устала после переполоха в классе и как ей неуютно в незнакомой квартире. Ничего, сейчас крыска заберется в домик... Подстилку я не купила. На чем спят крысы?
– Лебедева! – Крик Ларисы-директрисы застал меня в двух шагах от школьных ворот. Я подумала: «Сейчас влепит за крысу, наверняка физичка ей уже настучала». – Лебедева, стой!
Делать вид, что не слышу, было бессмысленно. Орала Лариса так, что на первом этаже стекла дрожали. Я вздохнула (ну, ерунда, попилит и отпустит) и направилась к ней.
– Да, Лариса Дмитриевна.
Лариса-директриса смерила меня взглядом и выдала:
– Пойдем ко мне в кабинет. У меня для тебя новости.
Так... простой нотацией я уже не отделаюсь. А что она мне сделает? Выгонит – вряд ли, за крыс не выгоняют. Поставит в полугодии двойку за поведение... Ну, это ерунда, это можно пережить.
В директрисин кабинет я вошла почти смело. Лариса уселась на стул, кивнула мне на соседний и выдала:
– Я перевожу тебя в десятый класс.
Неслабо да? Хорошо, что я сесть успела, а то бы так и свалилась на пол. За какие такие заслуги, позвольте спросить?
– Я давно за тобой наблюдаю, – журчала эта шокотерапилка, – ты способная, схватываешь все на лету. А что четверки у тебя случаются, так это просто – тебе уже неинтересно в восьмом классе, вот и халтуришь иногда.
Я слушала и не верила своим ушам. Учусь я действительно неплохо, но назвать ботанкой меня все-таки нельзя. Я запросто могу прогулять и не сделать уроки, когда лень, да и, в конце концов, есть в моем классе ученики и посильнее!
– Ты, конечно, не такая старательная, как Ремнева с Ивановой, – Лариса будто читала мои мысли, – но ты способнее их, они зубрят, а ты учишься!
Я как во сне бормотала что-то вроде «Спасибо, конечно, я оправдаю ваше доверие», Лариса кивала и нахваливала мои феноменальные способности.
Отпустила она меня только через полчаса. Я вылетела из школы, красная как рак, думая, что учиться в десятом вообще-то хорошо: два года попотеть – и школа закончена. А Ремнева с Ивановой и остальные пусть парятся все четыре года, раз такие неспособные!
Домой я прибежала в прекрасном настроении. Установила клетку на кухне (пусть зверь живет поближе к продуктам!) и стала искать крысу. На кухне ее уже не было, в родительской комнате – тоже. Мама сказала, что видела ее только что в коридоре, но там тоже крысы не оказалось... Она нашлась в моей комнате. Крыса сидела на диване и грызла мои новенькие туфли – папа подарил с утра, я только успела примерить. Я присела рядом. Отобрала и посмотрела – нет, не починить. Крыса будто знала, как портить обувь – она погрызла не каблук, не набойку, а самый носок. Можно, конечно, поставить заплатку, но некрасиво же будет! С досады я зашвырнула туфлю в угол. Крыса вздрогнула от шума и уставилась на меня глазками-бусинками.
– Что ж ты делаешь, бестия рыжая! – Я вскочила и...
Так больно было только в детстве, когда я наступила на осколок бутылки. Большой палец на ноге, как будто резали ножом. Я стянула носок, посмотрела – на пальце были следы крысиных зубов.
Глава II
Как меня укусили, не кусая, а Сан Саныч извинился перед мамой
Кровь стекала на пол. Рыжая сидела на диване, глядя на меня невинными глазками. Нет, если бы она меня укусила, я бы заметила. Стала рассматривать палец – не порезалась, точно укус. Вот две глубокие лунки от крысиных резцов. Что за фигня?
Крысу я посадила в клетку, рану обработала. Маме решила не говорить – нечего ее расстраивать, ей так понравилась крыса.
Только я успокоилась и включила телек, как опять зазвонил телефон. Мама взяла трубку:
– Да. Да...
Второе «да» она сказала таким убитым голосом, что я сразу поняла, кто звонит. Лысый. Опять он! Сколько можно доводить маму?! В детстве я мечтала, что вырасту, приеду к маме на работу и надаю ему по шее. Видимо, уже пора.
– Здравствуйте, Сан Саныч...
Ну, я же говорила! Что-то он сегодня даже чаще, чем обычно. Прошло-то всего часа два с его последнего звонка. А должно быть – три....
Мама подозрительно замолчала. По установленному сценарию она должна была сказать: «Еще не готовы» и тут же начать оправдываться. Но в этот раз мама отступила от сценария:
– И вы меня извините. Я понимаю, вас волнует своевременность подачи материалов... Неужели? Ну, спасибо, Сан Саныч, спасибо, обрадовали! Да? Ну, замечательно!
Я высунулась из комнаты и с любопытством уставилась на сияющую маму. Что такое с лысым монстром? Или это звонит какой-то другой Сан Саныч, мало ли их на свете?
Мама положила трубку и подмигнула мне:
– Прикинь, Светик, мне зряплату повысили! И с обзорами, сказали, можно не торопиться!
Вот уж новость так новость!
Глава III
Как замолчал клуб, а у крысы появились крысята
Я сидела за уроками – Лариса навязала мне кучу десятиклассных учебников, и все надо было дочитать примерно до середины. За один-то вечер! Утопая в незнакомых терминах и формулах, я вполуха слышала, как пришел папа, как познакомился с крысой (ему она тоже понравилась). Выходила на кухню звонить Ларисе и видела, как папа играет с крысой, заставляя переползать с ладони на ладонь, как позволяет этой бестии, съевшей мои туфли, ковыряться в своей тарелке...
Когда я не то чтобы все прочла, а просто сказала себе, что не могу больше, было уже начало двенадцатого. Ничего себе! Да я даже не поужинала!
Родители уже спали – свет в их комнате не горел. За окном привычно громыхала музыка. Крысе это не нравилось. Она металась по клетке, фыркала, шипела, кидалась на прутья. Я выпустила ее, но сделала только хуже – у зверя прибавилось свободного пространства, и вместо клетки она стала бегать по всей кухне, шипя и попискивая.
Я налила ей свежей воды, совала сухарики – все без толку.
– Да успокойся же ты! – сорвалась я наконец. – Подумаешь, ночной клуб! Натанцуются к утру, да притихнут.
Крыса неожиданно успокоилась и заползла в клетку. Я почесала ее за ушком.
– Умница. Спи.
Но спать она не хотела. Лечь-то легла, но продолжала тихонько попискивать, как детская игрушка-пищалка. Сперва громко, потом тише, потом тоньше и чаще... Я сидела рядом и растерянно слушала. Вот диапазон у животного, почище несчастной Тутси!
И вдруг музыка разом смолкла. Просто: «Хоп!» – и все, тишина. А писк стал выше октавы на три и звучал так, словно пищала не одна крыса, а...
Я сунула руку в клетку и осторожно приподняла деревянный домик... И увидела его. Это было похоже на креветку с восемью головами, на сосиску-мутанта, на... Минуту спустя я сообразила, что это не креветка и не сосиска, просто у крысы родились крысята. Маленькие слепые, голые.