– А ты бы не собирал слухи, – на полном серьёзе осадил его Морис.
– Шутишь?! – возмутился Шура. – У сыщиков работа такая. Слухи собирать.
– Согласна, жалко мужика, – вставила Мирослава, – но согласись, что это его проблемы. И он при желании сам бы мог с женой разобраться.
– Не всё так просто. Французский историк и исследователь Ренан назвал отношение Марка Аврелия к жене «неумолимой кротостью».
– У тебя на шее нераскрытое убийство Ревякиной висит, – безжалостно напомнила Мирослава, – а ты суёшь нос «в дела давно минувших дней».
– Тьфу ты! – вырвалось у Наполеонова, и он залпом допил свой коньяк. – Умеешь ты удовольствие испортить. У вас что, лимона нет?
– Лимон у нас есть, – ответил Морис.
– Чего же тогда я не вижу его нарезанным на столе?
– В Европе коньяк лимоном не закусывают, – кротко ответил Морис.
«Зря он Европу упомянул», – быстро промелькнуло в голове Мирославы, и она успела прикрыть ладонью уже открывающийся рот друга детства, готовящегося высказать всё, что он думает о месте и роли Европы в мире.
– Всё, всё, – проговорила Мирослава.
– Ладно, всё так всё, – неожиданно покладисто согласился друг детства. Но всё-таки не утерпел и выдал фразу, приписываемую Александру III: – «Европа может подождать, пока русский царь рыбу удит».
Морис заторопился к духовке.
– Мы можем перенестись, – предложил Шура, – в город Коньяк, который был известен с одиннадцатого века.
– Не надо никуда переноситься, – перебила его Мирослава, – давайте лучше ужинать.
– Ладно, – смилостивился Наполеонов, – давайте, если вы такие голодные.
Мирослава расхохоталась и стала помогать Морису накрывать на стол.
Глава 22
На следующий день утром, когда следователь Наполеонов уже отбыл на работу, а Мирослава и Дон спустились вниз к завтраку, Морис пожелал обоим доброго утра, а потом сообщил:
– Наполеонов уехал в самом мрачном настроении.
– Неужели утро не оказалось мудренее вечера? – пошутила Мирослава.
– Для Шуры не оказалось, – ответил Миндаугас и, не удержавшись, проговорил с лёгким укором в голосе: – И в этом есть ваша вина.
– Моя? – Детектив сделала вид, что удивилась.
– Конечно! Почему вы ничего не сказали ему о Татьяне Арзамасовой, племяннице убитой?
– А что, должна была?
– Он же ваш друг!
– И что? Кто-то там из древних говаривал: «Ты Платон мне друг, но истина дороже».
– Ну вот!
– Ты что, не согласен?
– Нет! – решительно заявил Морис.
– Почему? – с интересом спросила Мирослава.
– Потому что никто в мире не знает, что есть истина!
– Ну да, – согласилась она охотно, – мы не боги, и нам свойственно заблуждаться.
– Вы должны были сказать Шуре о наличии у Реваковой племянницы.
– Не должна, – лениво отозвалась Мирослава и пояснила: – Наполеонов – следователь, ведущий это дело, и он должен был сам вытащить из Чулковой всю возможную информацию по делу, а не оды в честь неё писать.
– Одно другому не мешает, – попытался заступиться за друга Морис.
– И потом, если ты хорошенько вникнешь в ситуацию, то поймёшь, что не следует подставлять невинного человека под удар правосудия, даже если главную роль в нём играет твой друг. А уж зная нрав Шуры, прежде, чем бросить на кого-то тень подозрения, нужно сто раз подумать.
– Вы настолько уверены, что Арзамасова не при делах? – усмехнулся Морис.
– Да.
– Представляю себе…
– Валяный сапог к носу, – перебила она его, не скрывая сарказма.
– Зачем? – растерялся он.
– Что зачем? – сделала она вид, что не понимает его вопроса.
– Зачем валяный сапог к носу представлять?! – Морис начал сердиться.
– Чтобы легче было валять дурака!
– Какого ещё дурака?
– Того, который первым под руку попадётся! – отрезала она.
Морис опомнился и сбавил обороты. Ссориться с ней не входило в его планы. А переубедить её было очень непросто, тем более если она имела серьёзные основания быть уверенной в своей правоте.
– Хорошо, – сказал он, – Кукушкина мы пытаемся обелить в глазах следствия, Арзамасова у вас вне подозрения.
Она удовлетворённо кивнула.
– И кто же у вас остаётся?
– Интуиция подсказывает мне… – начала Мирослава.
Морис закатил глаза, но тем не менее она продолжила:
– …что для того, чтобы раскрыть убийство Реваковой, нам нужно найти её сына.
– Вы верите в то, что сын убил мать?
– Вопрос веры не ко мне, – ответила она, – однако в жизни бывает всё. И если даже сын Реваковой не является убийцей или заказчиком убийства процентщицы, всё равно ниточка, за которую мы должны потянуть, находится в его окружении.