Виктор неторопливо спустился, а бармен сел, схватившись за локоть.
– Ты сломал мне чертову руку!
– Ну так почини ее, – сказал Виктор.
Выражение лица Коннелли изменилось.
– Чего? Что ты за…
Виктор щелкнул пальцами, и бармен пошатнулся, сдерживая крик.
Мог бы не напрягаться. Музыка так грохотала, что хоть резню устраивай, никто не заметит.
– Ладно! – простонал Коннелли. – Ладно.
Виктор отпустил его, и бармен выпрямился. Сделал несколько вдохов, а затем все его тело содрогнулось. Движение было таким быстрым, что походило на вибрацию. На перемотку. Еще секунда, и его рука легко повисла на боку, боль исчезла с лица.
– Хорошо, – сказал Виктор. – Теперь исправь меня.
Коннелли замешкался:
– Я не могу.
Виктор размял руки, и Коннелли отшатнулся обратно к стене ящиков.
– Я не могу, – выдохнул он. – Ты что, считаешь, если бы я мог помочь другим людям – я бы этого не сделал? Да я бы гребаным мессией стал. А не пахал бы в этом дерьмовом баре.
Это верно.
– Оно работает только на мне самом.
Гадство, подумал Виктор прямо перед тем, как зазвонил его телефон. Он вытащил сотовый из кармана и увидел на экране имя Доминика.
Дом звонил Виктору только тогда, когда возникали проблемы.
– Что случилось?
– Плохие новости, – ответил бывший солдат.
В кладовой Коннелли схватил бутылку с полки и бросился к Виктору. Вернее, попытался. Но Виктор поднял руку, и все тело Коннелли резко замерло. Виктор поймал его нервы, зажал их на месте. Он тренировался с той ночи, как сдвинул Сидни. Узнал, что боль и движение – две грани контроля. Покалечить тело просто; остановить его труднее, но Виктор и этому научился.
– Продолжай, – сказал он Дому.
– Ладно, ты ж знаешь, что многие ребята, отслужив, идут по частным лавочкам? Безопасность. Целевики. Наемники. Кому-то везет, кому-то нет. Но всегда есть работа для людей в определенной области, было бы желание.
Коннелли все еще боролся с Виктором, напирал всем весом, будто они занимались армрестлингом. Как будто это битва мускулов, а не воля.
– Так вот, пью я со старым армейским приятелем, – продолжал Дом, – вернее, он пил бурбон, а я коктейль…
– Короче, – поторопил Виктор, ставя бармена на колени.
– Да, извини. Вот, и тут он мне говорит, что нашел новую работу. Она вне радаров – ни публичных сведений, ни документов или онлайн-публикаций, просто из уст в уста. Никаких подробностей. Только название. ЭОН.
Виктор нахмурился.
– ЭОН?
Коннелли попытался закричать, но Виктор сжал ему челюсти.
– Ага. ЭОН, – подтвердил Дом. – «ЭО: наблюдение и нейтрализация».
Виктор замер.
– Это тюрьма.
– Или что-то наподобие. Они ищут охранников, но также обучают офицеров охотиться на таких, как мы.
Виктор переварил информацию.
– Что еще сказал твой друг?
– Немного. Но он дал мне визитку. Настоящее шпионское дерьмо. Только эти три буквы на одной стороне, и имя и номер на обороте. Ничего больше.
– Чье имя? – спросил Виктор, хотя у него было чувство, что он уже знает ответ.
– Директор Джозеф Стелл.
Стелл. Имя царапнуло по коже Виктора. Полицейский, который первым пришел за ним в Локленд сразу после смерти Анджи; причина, по которой Виктор провел четыре года в одиночной камере и еще шесть лет в обычной; тот самый человек, который десять лет спустя выследил Эли, но попал под чары Серены Кларк. Стелл вел себя как собака с костью – раз вцепится и уже не отпустит. А теперь это. Организация, предназначенная для охоты на ЭО.
– Я думал, ты захочешь узнать, – сказал Доминик.
– Правильно подумал. – Виктор повесил трубку.
Какая ж хрень, подумал он, качая головой. Официально Виктор Вейл был мертв и похоронен на кладбище Мерита, но достаточно намека – черт, да есть куча причин снова откопать тело. И он оставил позади пустой гроб. След. Не очевидный, но хватит, чтобы вызвать проблемы. И сколько времени понадобится ЭОН, чтобы его выследить? Поймать?
– Отпусти меня, – прорычал Коннелли сквозь стиснутые зубы.
– Хорошо, – сказал Виктор.
Бармен пошатнулся, ошеломленный внезапной свободой, но не успел встать, как Виктор выхватил пистолет и выстрелил ему в голову.
А музыка продолжала бушевать над головой, несломленная, не потревоженная.
– Пять зефирок, – заявила Сидни на кухонной стойке. Сегодня вечером ее волосы были вырвиглазно-пурпурными.
– Слишком много, – отозвался Митч от плиты.
– Хорошо, три.
– А как насчет четырех?
– Не люблю четные числа. Привет, Виктор. – Сид рассеянно махнула ногами. – Митч делает горячий шоколад.