Светлана ушла, а мне на какое-то мгновенье показалось, что я действительно сошел с ума.
29
Ее темная от загара спина с красной застежкой от лифчика служила мне прекрасным ориентиром, и я понуро, отставая метров на сто, плелся следом, обуреваемый самыми противоречивыми мыслями.
Слова Светланы, невзирая на их полнейший абсурд, все же сумели посеять зерно сомнения.
Теперь я не мог с уверенностью сказать, насколько реально все то, что я вижу. А, учитывая полную абсурдность ситуации, в которой пришлось оказаться, подобные сомнения приобретали видимость смысла. Во всяком случае, приняв их за исходное, можно было каким то образом связать концы с концами и объяснить все то, что раньше казалось необъяснимым. Только утешения от подобных умозаключений было мало. Ибо, если они верны, то по мне, в самом деле, давным-давно плачет психушка.
Не знаю в воображаемом или реальном мире я находился, но солнце жарило на полную катушку, рубашка промокла от пота, голову напекло и меня все время донимало чувство тошноты.
Болезнь, теперь уже не душевная, все сильнее сказывалась с каждым пройденным шагом. Я чувствовал себя очень слабым, шаги мои утратили твердость. Я шатался, словно пьяный, и каждый бугорок или ямка на моем пути представали почти непреодолимым препятствием.
Желание отказаться от бесполезной суеты, лечь прямо здесь и отключиться, получив, таким образом, желаемые покой и блаженство, становилась все назойливей. И я продолжал двигаться, ориентируясь на красный маячок Светланиного лифчика, лишь из-за какого-то тупого, не понятного мне самому, упрямства.
Сознание мое плавало в тумане, мысли, если таковые имелись, блуждали сами по себе, даже не пытаясь связываться в единое целое. И, вместе с тем, нарастающее чувство тревоги мурыжило изнутри. Из легкого беспокойства оно набухало снежным комом и, чем ближе мы подходили к месту стоянки, становилось все сильнее, почти достигая той грани, за которой таится откровенная паника. Объяснения надежно вселившемуся дискомфорту я не мог отыскать, но был почти уверен, что в дальнейшем нас с девушкой ожидает жестокое потрясение, по сравнению с которым все происшедшее накануне покажется не более чем детской забавой.
А Светлана, между тем, ничего не подозревая, уже приближалась к невысокому холмику, за которым, если мне не изменяла память, должна была открыться чаша высохшего пруда, куда совсем еще недавно забросило наш автомобиль. Похоже, никакие злые предчувствия девушке не досаждали, и с расстояния, которое нас разделяло, ее походка выглядела более, чем беззаботной.
Возможно, она действительно ничего не ощущала. И в таком случае я просто обязан ее предупредить. Даже, не смотря на нашу с ней размолвку.
- Светлана!
Голос мне самому показался очень тихим и слабым. Я сомневался, что Светлана отреагирует или, вернее, захочет реагировать на него.
Тем не менее, девушка услышала вопль вопиющего в пустыне. Более того, она остановилась и стала меня дожидаться.
Когда я подошел, она держала в руках высохшую травинку и нервно ее покусывала.
Лицо девушки выглядело озадаченным. Она, наверное, еще не решила для себя, правильно ли сделала, откликнувшись на мой зов, и теперь не знала, как себя вести. Ведь в последнем разговоре, были окончательно сожжены хрупкие мостики, которые до сих пор нас объединяли.
- Тебе не нужно туда идти… Там…
Я не знал, что ей сказать, не знал, каким образом объяснить терзавшие меня нехорошие предчувствия. К тому же, говорить было очень трудно. Я чувствовал себя больным и полностью разбитым. Сердце мое колотилось в сумасшедшем ритме, дыхание от быстрой ходьбы сбилось, и я никак не мог вдохнуть воздух на полую грудь. В голове стоял сплошной туман, все расплывалось перед глазами.
Моя бессвязная речь, вероятно, пробудила некое сочувствие, и «железная леди», сменив гнев на милость, отказалась от тех грубых и нелицеприятных слов в мой адрес, которые, я видел, уже готовы были сорваться с ее языка. Она, вероятно, сочла меня полностью сумасшедшим или же приписала сказанное мною бредом, порожденным высокой температурой. Во всяком случае, на ее лице нарисовалась некая жалостливость, а в голосе, которым она обратилась ко мне, я уловил обидное покровительство.
- Бедняжка, ты весь горишь… Тебе нужно отдохнуть и хорошенько покушать…
Странно, напоминание о пище не пробудило никаких эмоций. Мне совсем не хотелось кушать. Донимало – жажда. Ее почему-то никак не удавалось утолить, хотя, в отличие от продуктов, недостатка в воде, вроде бы, не ощущалось.