Мими и Тоби прошли мимо сына, не заметив его. Они горячо спорили. Макс пошел следом за ними и услышал слова матери:
– Ты просто старый глупец. Гамлет как раз и доказывает важность мести, важность чести человека.
Макс сокрушенно вздохнул. Месть неженатого принца Датского привела к гибели всего датского королевского дома и усеяла сцену трупами.
Отзывы были блестящими. Макс с удовольствием читал: «Лучший Гамлет своего поколения… Что может сравниться с этим спектаклем? Талантливый режиссер со свежим взглядом…»
В «Венецианском купце» Физз играла Порцию. Антисемитизм к тому времени захлестнул Европу, и Макс представил вызывающего сочувствие Шейлока. Респектабельного современного банкира, удачливого бизнесмена. Человека, достигшего всего буквально с нуля.
Это была пьеса о том, как человека заставили почувствовать себя аутсайдером.
Эмоции не имеют возраста. Простая постановка Макса показалась будоражащей и современной модно одетой публике. Никто не чувствовал себя школьником, которого заставили смотреть нечто непонятное только потому, что это пойдет ему на пользу.
В очередной раз сделав из пьесы Шекспира прибыльную постановку, Макс понял, что у него тоже есть талант. У него было чутье на актеров, он унаследовал хороший вкус Тоби, поэтому его декорации и костюмы были всегда зрелищными, но не вульгарными. У него был естественный авторитет, он был приятным, строгим, спокойным в критических ситуациях (на самом деле, он только изображал спокойствие), он знал изнанку театрального бизнеса и в отличие от многих режиссеров не считал присутствие актеров печальной необходимостью.
Вторник, 30 мая 1933 года. Париж
После успешного «Сезона мщения» в «Минерве» Тоби протянул сыну конверт с чеком на внушительную сумму и двумя билетами в Париж.
Максу нравилось быть с Физз в Париже, потому что во время отпуска она казалась другим человеком. Работая, Физз все время меняла маски, сама того не сознавая. Казалось, Физз теряет свою женственность.
Если бы Физз узнала о мыслях своего мужа, то наверняка фыркнула бы, что ей такая женственность нужна, как собаке пятая нога. Женственность для нее была неотделима от кружевных пеньюаров, сплетен, одержимости модой и полной несамостоятельности в денежных вопросах.
Оставив чемоданы в отеле «Жакоб», Макс и Физз первый солнечный день провели, гуляя по городу. Когда наступил вечер, они сели за столик в кафе на Монпарнасе, потягивали пиво, грызли орешки и наслаждались «французским видом» прохожих. Потом они шли рука об руку по набережной. Вдруг Физз неожиданно остановилась и прислонилась спиной к парапету.
– Макс, я должна тебе что-то сказать. Это серьезно.
На какое-то кошмарное мгновение Максу показалось, что жена узнала о Луизе.
Физз печально продолжала:
– Я не могу не ревновать тебя. Я пыталась, честное слово, но мои чувства мне не подчиняются. Моя ревность разрушает меня, а твоя неверность разрушает мою любовь к тебе. Макс, я хочу, чтобы ты помнил. Когда что-то разбивается, этого уже не склеить.
– Зачем портить наш первый вечер в Париже, Физз? – Макс попытался увести разговор от такой опасной темы.
– Перестань! Я в последний раз говорю тебе, меня разочаровывают и унижают твое предательство, твоя безоглядная ложь и то, что ты даже не чувствуешь себя виноватым. Я не ставлю тебе ультиматума, Макс. Я просто говорю тебе о том, что неизбежно произойдет, если хотя бы один из нас не изменится. И я не могу изменить своего отношения, хотя и пыталась это сделать.
Они в молчании вернулись в гостиницу и в эту ночь не занимались любовью. Макс повернулся к Физз спиной и делал вид, что спит. Неужели она говорила серьезно?
Разумеется, утром, когда улыбающаяся горничная принесла поднос с ароматным кофе и горячими круассанами, Макс, великолепный любовник, был прощен.
Глава 18
Воскресенье, 29 декабря 1935 года.
Голливуд
Ник притаился среди кипарисов, подглядывая за гостями Бетси – мужчинами в смокингах и дамами, демонстрировавшими великолепный загар, бриллианты и декольте. Они уже выпили коктейли в только что заново отделанном салоне. Крышу поддерживали колонны в коринфском стиле, между которыми были встроены зеркала. Если покружиться там, то отражение, казалось, улетало в вечность. Тесса всегда так и поступала.
Ник ненавидел бальный зал, особенно когда его мать устраивала танцы и он должен был, танцуя с ней в паре, открывать вечер. Он чувствовал себя идиотом в белом смокинге и бабочке, с гладко зачесанными назад волосами среди кучки стариков. В следующем месяце ему исполнится двенадцать, но незнакомым девочкам он всегда говорил, что ему уже тринадцать, а также рассказывал, что курит и пьет.
– Ник! Ник! Ну где ты там прячешься?
Мальчик вздохнул и откликнулся:
– Иду, мама!
Бетси все время вынуждала его на светских мероприятиях бывать с нею. Как следствие, Ника редко приглашали ровесники, и это его вполне устраивало.
В свои сорок восемь Бетси все еще великолепно выглядела. Она стояла на дорожке у павильона для танцев и с гордостью смотрела на сына, торопливо идущего к ней по мокрой лужайке. Взрослея, мальчик все больше становился похож на Черного Джека. Жаль, что сыну приходится носить очки. Бетси считала, что он испортил зрение чтением. Если что-то случалось с машиной, когда у шофера был выходной, Ник не мог даже открыть капот. Но если вы не знали, как пишется имя Агамемнон, то тут Ник был специалистом. Но кому это надо в Голливуде?
Они танцевали первый вальс, и Ник чувствовал, как мать высоко держит голову и втягивает живот. Бетси видела улыбки и слышала возгласы:
– Ну разве он не милашка!
Тесса состроила Нику гримасу, когда они с матерью в вальсе проплывали мимо. Мать нарядила их со Стеллой в одинаковые голубые платья, так что они напоминали подружек невесты. Тессе очень не нравилось, что мать одевает их с сестрой как близнецов, хотя неуклюжая фигура Стеллы только подчеркивала миниатюрность и изящество Тессы и ее хорошенькие молоденькие грудки.
Освободившись от тяжкой повинности, Ник тут же сбежал в столовую, где уже убирали со столов. Он наполнил свою тарелку кусками ананасного торта, торта с зефиром и клубничного кекса, залитого мороженым. Мальчик торопливо поднялся в свою спальню и улегся на шкуру белого медведя. Лежа на животе, Ник с удовольствием съел десерт, слушая по радио Бенни Гудмена.
Вторник, 8 сентября 1936 года.
Голливуд
Когда солнце раннего утра проникло к ней в ванную комнату, Бетси опустилась в пышную пену до подбородка. Обычно таким образом ей легко удавалось расслабиться.
Она услышала голоса детей.
Ох уж эти дети, всегда с ними проблемы.
После смерти матери Бетси ощущала себя одинокой, покинутой и беззащитной. Несмотря на внушительное состояние, она чувствовала себя неуверенно. Она очень боялась принять неверное решение. Бог знает, какие могут быть последствия.
Бетси боялась потерять деньги, хотя ее доход был надежно обеспечен.
Бетси все еще скучала без мужа, не столько по нему самому, сколько по тому чувству уверенности, что он давал ей. Если она просыпалась в те времена по ночам, то стоило ей лишь протянуть руку, и она ощущала его сильное теплое тело рядом с собой. А теперь, просыпаясь ночью, она ощущала тошноту, словно она падает, падает, падает…
Понедельник, 14 сентября 1936 года.
Голливуд
Тессе давно уже пора было отправиться в школу. Бетси поплотнее запахнулась в шелковый пеньюар. Она чувствовала себя абсолютной дурой. Вот будет номер, если дворецкий застанет свою хозяйку, прячущейся в стенном шкафу в холле собственного дома!
Бетси слышала, как Тесса громко хлопнула дверью своей спальни, с топотом спустилась по лестнице и завозилась у входной двери.