Она слегка отодвинулась.
— У вас есть собачка, синьор Санционаре? Как мило. Я всегда хотела песика.
— Это образное выражение, моя дорогая. Я желал бы помочь вам.
Он опустился на кровать, все еще держа ее за руку.
— Мне не нужна помощь, синьор Санционаре. Я лишь хотела поблагодарить вас, приватно, за проявленное понимание.
Санционаре кивнул.
— Знаю, cara mia. Я знаю, как недостает такой женщине, как вы, общества настоящего мужчины. Как трудно ей рядом с больным отцом. Он — просто зверь.
Она отстранилась.
— О, нет, сэр. Это не так. Да, смерть моей матери стала для него тяжелым ударом, от которого он еще не оправился, но это пройдет.
Мориарти слушал этот разговор, прижав ухо к двери. Постояв так некоторое время, он улыбнулся, кивнул и двинулся в сторону вагона Санционаре, зная, что Карлотта удержит итальянца ровно столько, сколько требуется.
В коридоре не было ни души. Притихший, поезд катился сквозь ночь. Время от времени в темноте за окнами мелькал свет какого-нибудь домика или коттеджа, обитатели которого засиделись допоздна.
За обедом ему даже не пришлось особенно притворяться. Италия никогда не была его любимой страной, и здешняя кухня не доставляла большого удовольствия. Да, Рим с его фонтанами и узкими улочками в тени кипарисов — красивый город, но с Лондоном ему не сравниться. Единственным, что примиряло Профессора с тяготами и лишениями этого путешествия, было удовольствие от реализации плана в отношении Санционаре.
Вот и купе итальянца. В полутемном, наполненном стуком колес коридоре по-прежнему ни малейшего признака жизни. Он осторожно повернул ручку, толкнул дверь плечом и переступил порог.
— Увидев вас в первый раз в Риме, я сразу понял, что мы — родственные души, — распинался Санционаре.
— Это хорошо. — Карлотта успела отступить к дальнему краю постели. Санционаре приблизился к ней еще на полшага. Ладони его вспотели, грудь стеснилась, и воздух с трудом проходи через горло. — Приятно знать, что у тебя есть друг.
— Я могу быть не только другом, Карлотта. Я могу быть больше, чем другом.
— Пожалуйста, тише. — Она приложила пальчик к губам. — Мне бы не хотелось, чтобы отец обнаружил вас здесь. Вы же понимаете, что я не из тех, кто принимает мужчин по ночам.
— Поверьте, я прекрасно вас понимаю. — Придвинувшись к краю постели, Санционаре привстал, словно намереваясь прижать девушку к окну. — Вам нечего бояться. И нет причин чувствовать себя виноватой. Есть желания, которые сильнее нашей воли. Идите же ко мне, Карлотта. — Он раскрыл объятья.
Дальше отступать было некуда — за ее спиной оставалось только темное окно.
— Синьор Санционаре…
— Луиджи, bambina,[59] Луиджи. Со мной не надо кокетничать.
— Я не кокетничаю. — В ее голосе прорезалась отсутствовавшая прежде пронзительная нотка. — Мне кажется, вы ошибочно истолковали мои намерения. О… — Рот ее широко открылся, глаза округлились, словно она лишь теперь поняла цель его визита. — Так вы думали, что я пригласила вас, чтобы… — Голос снова сорвался.
— Ш-ш-ш… ш-ш-ш… Ваш отец услышит… cara.[60]
— Может быть, оно и к лучшему. Вы подумали…
— А что еще должен подумать, мужчина?
— Но вы же старый. — Карлотта скривилась, словно только что отведала скисшего молока. — Я думала, вы сделали это все просто по доброте, проникшись сочувствием к двум путешественникам из чужой страны. Папа был прав насчет итальянских мужчин — им всем нужно только одно. Они все ищут только удовольствия для себя. Им бы лишь… — У нее уже началась истерика, в глазах набухали слезы — этому представлению ее обучили Профессор и Сэл Ходжес.
Санционаре попытался успокоить девушку. Она назвала его стариком, и обидные слова угодили прямо в сердце. Она отказала ему. Ему, Луиджи Санционаре, из-за которого в темных переулках Вечного Города дрались женщины! И все же здравый смысл удержал его от мести. Скандал в поезде был бы трагедией. Огонь желания пылал в его чреслах.
Санционаре поднялся.
— Прошу прощения, синьорина. Я неправильно вас понял.
— Пожалуйста, уходите. — Девушка, похоже, овладела собой и, тяжело дыша, прислонилась к двери.
— Не могу.
— Дотронетесь до меня, и я позову на помощь. Уходите.
— Я не могу… Пожалуйста, Карлотта…
— Боже… Вы что же, изнасилуете меня?
Происходящее уже напоминало какую-то дешевую драму.
— Не могу! — Он едва не сорвался на крик. — Вы заслонили дверь.