— А? — насторожился Ковалев.
— От икоты, — пояснил я.
— Лучше бы ты сам помер, а не проституток, прости Господи, убивал. Это хорошо, что чувство юмора у тебя осталось. А то ведь знаешь… статья тебе светит расстрельная. Но у нас — не капстрана. Советский Союз — правовое государство! Не могу я тебя без доказательств к стенке поставить… давай пойдем друг другу навстречу. Ты напишешь чистосердечное, и тем самым сэкономишь народные деньги на сверхурочные, экспертизы… и все вот это остальное дерьмо. Договорились?
— А если — нет? — усмехнулся я.
Милиционер, загадочно улыбнувшись, полез в ящик стола. Потом в другой. Третий, не находя то, что ему нужно…
— Вот! — торжественно изрек майор, демонстрируя обрезок резинового шланга. — Все предусмотрено! Ты, падла, через час сапоги мне лизать начнешь! Умолять будешь, чтоб я тебе дал чистуху написать!
Оскалившись, Ковалев попробовал шланг на изгиб. Хороший, упругий. Способен развязать язык похлеще крепкой чачи. Бьет больно, а следов не оставляет. Я сам был хорошо знаком с этим инструментом. Пользовался таким когда-то в поисках социальной справедливости.
Глупо было бы рассчитывать на понимание со стороны бывшего коллеги. Между нами всегда была любовь как между коммунистом и буржуазией. Уж он-то оторвется на мне по полной. Не знаю, сколько я выдержу, но и становиться к стенке за чужую мокруху я не собирался…
Восторженно прорычав, майор потряс шлангом, извивающимся, как червяк, брошенный в лужу. Кажется, день закончится еще хуже, чем начался. А если бывший коллега переусердствует — еще и раньше, чем планировалось.
И в этот момент зазвонил телефон.
— Это кто там не дает мне с врагами народа бороться… — недовольно проворчал милиционер. — Да? — небрежно бросил он в трубку.
Внезапно Ковалев вскочил и выпрямился, лихорадочно застегивая левой рукой верхнюю пуговицу. Лицо приобрело неестественное испуганное выражение, посиневшие губы задрожали…
— Есть, товарищ полковник! Так точно! — отрапортовал он. — Будет исполнено, товарищ полковник!
Бросив трубку на аппарат, милиционер упал на стул и раздраженно сплюнул в мусорную корзину. Смерив меня печальным взглядом, майор достал папиросу из картонки «Гвардейских» и чиркнул спичкой. Руки взволнованно тряслись. Сломав две спички, он прикурил только от третьей.
— Не повезло мне, Котов, — вздохнул Ковалев. — Не я тебе зеленкой лоб намажу… велено передать тебя товарищам из МГБ.
Мои брови удивленно взметнулись вверх. МГБ? На кой черт я им сдался? Можно сказать, до этого момента день складывался относительно удачно. Да, попытали бы, расстреляли бы. С кем не бывает? У меня такое постоянно случается. А вот товарищи из МГБ — это уже серьезно. И ничего хорошего оно не сулило.
Кончик носа зачесался еще сильнее, но удовлетворить потребность я не смог. Руки оставались закованными за спиной.
— Давай перо, — предложил я. — Напишу тебе чистуху…
— Не-не, — замотал головой Ковалев, поперхнувшись дымом. — На кой черт мне теперь эта твоя чистуха сдалась? С тобой вообще не велено разговоры разговаривать!
— Сигарету, хотя бы, дай…
— Не положено!
Ждали мы недолго. Дверь распахнулась без стука и в кабинет вошли двое. Оба — выбриты до синевы, в одинаковые темно-серых костюмах, идеально отутюженных. Стрелки на брюках — что бритвы. Порезаться можно. Накрахмаленные воротники рубашек прямо слепили своей белизной, выдавая гостей из Москвы. Местные так не выделываются, чтобы не выделяться. А такого чекиста за километр видно.
Один, что постарше — худощавый. Высокий, с резкими, неприятными чертами лица, глубоко посаженными пронзительными глазами. Смотрел он ими, словно ощупывал. Я этот взгляд прямо кожей ощутил. И печенкой. Именно печень, обильно сдабриваемая алкоголем, подсказала, что ей сегодня достанется. И точно — не выпивки.
Второй, что помоложе — пониже. Но недостаток роста с лихвой компенсировался шириной плеч, пиджак на которых надулся, будто внутрь напихали воздушных шаров, бессовестно отнятых у детей в парке. Морда — круглая, угрюмая. Не отягощенная интеллектом. И короткая стрижка ежиком.
— Здравия желаю, товарищи… — вскочил майор.
— Тамбовский волк тебе товарищ, — оборвал чекист. — Этот?
— Этот, — поспешно закивал Ковалев. — Этот самый. Ух, вражина… я б его рожей к стенке и пулю в лоб длиннющей такой очередью, чтобы неповадно было!
— Ключи? — потребовал старший.
Трясущимися руками милиционер вынул из кармана ключ от наручников и вложил его в протянутую ладонь.
— Э! — возмутился я. — Товарищи! Вы, вообще, кто такие? Ковалев, ты чего? Даже документы не посмотришь?