– Понимаю. – Гуров несколько секунд помолчал, потом спросил: – А ты лично знакома с кем-то из этих девушек? Или, быть может, сумеешь назвать имена?
– Там, где я работала раньше, на детской передаче, он особо не орудовал. Да и здесь после моего отказа вроде бы ни к кому больше не приставал. Так что я лично не знаю ни одной девушки. Ведь, повторюсь, Алекс сразу же избавлялся от тех, кто болтал лишнее. Но Наталья, скорее всего, кого-то помнит, может назвать имена, да и прочие данные. Если хотите, я могу у нее спросить.
– Спроси, если не затруднит. Впрочем, позже мы сами с ней пообщаемся, уже в рамках расследования.
– Но так будет быстрее, – вставила Марина. – Вполне возможно, что Наталья не будет расположена откровенничать с чужаками, не захочет подставлять под подозрения подруг.
– Да, ты права, – сказал Лев Иванович и добавил, обращаясь к Елене: – Сначала постарайся сама разузнать имена.
– Хорошо, я все сделаю как можно скорее.
– Ладно. Значит, мы обсудили все и, кажется, не забыли ничего важного.
– Если и забыли что-то, то всегда можем созвониться или встретиться, – проговорила Елена.
– Да, конечно. Кстати, тебя по поводу убийства продюсера один раз допрашивали?
– Два, сначала у нас на студии, а потом в отделение на проспекте Стачки вызывали.
– Одну или кого-то еще из ваших?
– Костюмершу, режиссера, гримера Наталью и еще парочку коллег с других передач. Я их плохо знаю. Когда Денис Воропаев полушутя поинтересовался, нужен ли ему адвокат, полицейские сказали, что это не допрос, а всего лишь предварительный разговор.
– Конечно, это понятно. Послушай, Леночка, постарайся-ка вспомнить все свои ощущения от общения с полицией.
– Вы мне предлагаете попытаться настроить третий глаз или просто включить интуицию? – с усмешкой полюбопытствовала девушка.
– Кстати, интуиция недооценивается многими людьми. Обычно она очень неплохо развита у женщин и вообще внимательных, наблюдательных людей. Так что если это качество у тебя есть, то ею не грех воспользоваться.
– Я готова постараться изо всех сил, только не совсем понимаю, что конкретно требуется от меня.
– Лев Иванович, можно я постараюсь пояснить, что нужно делать? – спросила Марина.
– Давай, попробуй.
– Елена, ты сейчас расслабься, не нервничай. Будет удобнее, если ты немного откинешься, прикроешь глаза и попытаешься вспомнить не каждую фразу отдельно, но все случаи, когда ты давала показания, разом или по очереди. Может, тебя что-то насторожило, слегка царапнуло по нервам, но мозг отбросил это за ненадобностью, посчитал несущественным. Это мог быть взгляд, интонация или комментарий, сказанный между делом, фраза, брошенная вскользь, вполголоса одним полицейским другому. Возможно, что-то о тебе лично или об отце.
Елена прикрыла глаза, немного нахмурила брови, некоторое время сосредоточенно вспоминала, потом проговорила:
– Один полицейский читал протокол допроса, увидел мою фамилию и негромко уточнил у другого: «Это та самая Ромашова?» Впрочем, я не насторожилась, потому что привыкла. Эта фраза в разных вариациях преследует меня всю жизнь.
– Хорошо, ты молодец. А можешь припомнить, когда именно это было?
– Давно, сразу после смерти Вероники Титовой. Позже, после отравления Алекса, полицейские уже знали, чья именно я дочь.
– Хорошо. Скажи, а на последнем допросе все было как обычно?
– Они задавали одни и те же вопросы, буквально по кругу. Словно ожидали, что я на десятый раз отвечу что-нибудь другое, выйду из себя или вдруг возьму и признаюсь в убийстве.
– Их отношение к тебе резко и заметно изменилось?
– Такое вполне возможно. Только полицейские старались этого не демонстрировать. Помню, я даже подумала тогда, что они меня подозревают, но потом отбросила эту мысль как абсолютно абсурдную. А теперь понимаю, что мне не показалось.
– Хорошо, Елена, – сказал Лев Иванович. – Ты молодец, девочка моя, не волнуйся и помни, мы обязательно во всем разберемся. С твоей помощью, конечно.
– Я и не сомневалась ни минуты, спасибо вам обоим.
– Да пока не за что.
– Если вы на сегодня закончили, то могу ли я узнать дальнейшие планы? – спросил Саша.