— Приказывай все, что захочешь.
Его руки скользнули по ее небольшим грудям, и он ощутил кончиками пальцев, как тело Эльзы охватила дрожь.
— Потому что я твой король?
Дыхание Эльзы участилось, и она ладонями нажала на грудь Гернота.
— Нет. Потому что ты — это моя жизнь.
Они любили друг друга страстно, словно это был их первый раз — и в то же время последний.
Эолинду не спалось. Впрочем, это было не важно. В его возрасте телу нужно было не так уж много, касалось это стола или постели.
Старик набросил рубашку, перепоясался ремнем на талии и зашнуровал ботинки. Несмотря на вечный холод, он не носил утепленные штаны. Как и большинство исландцев, Эолинд приспособился к суровому климату и замерзал не так быстро, как король и королева.
Он любил это время, когда никто вокруг не суетился, когда спали и ночные, и утренние птицы. В это время можно было остаться наедине со своими мыслями. И с Исландией. Когда-то он слышал, что далеко на востоке это время называли Час Волка.
Эолинд, тяжело кряхтя, поднялся по ступеням на башню. Посох он оставил в комнате: пока его рука находила какую-то опору, двигаться ему было несложно. Но малышка Лиля каждый день напоминала своему наставнику о том, что она последняя принцесса из королевского рода, которую ему придется воспитывать.
Даже ветер, казалось, еще спал, и перед Эолиндом открылся великолепный вид на море.
Он размышлял. Слова Гернота о Брюнгильде разбудили в нем старые воспоминания. Воспоминания, которые он когда-то предпочел отбросить. Теперь же они стояли перед ним — такие же ясные, как и утренний воздух. Эти воспоминания упрямо теснились в его голове. Эолинд обожал Брюнгильду. Она была дикой принцессой, упрямой и жадной в поисках тех границ, которые могла бы преодолеть. Он никогда не видел девушки, которая была бы настолько воинственна, насколько и женственна. Эолинд видел огонь любви в ее глазах, когда она впервые повстречалась с Зигфридом. В течение долгих лет напрасных ожиданий этот огонь медленно угасал. Но когда Зигфрид попросил ее руки ради своего друга Гунтера — именно Гунтера! — этот огонь вспыхнул в ней с новой силой. Но отныне это был огонь мести, а не пламя страсти.
Эльза, как и Гернот, не любила, когда кто-то говорил о Брюнгильде, последней исландской королеве на троне этой страны. Эолинду же вспоминать о ней не давала боль. Боже мой, как он любил эту девочку! Иногда, в минуты одиночества, его сердце наполнялось неизбывной тоской об ушедших годах. В такие мгновения он ненавидел бургундов, их покой и падение рода исландских королей.
Где-то на горизонте ночное небо взрезала молния, словно приветствуя его мрачные мысли.
Эолинд взял себя в руки, и ему стало стыдно за свои мысли. Бургунды хорошо к нему относились, выказывая ему больше уважения, чем полагалось. У него не было причин желать им зла.
Его взгляд скользнул по фьорду, и в лунном свете Эолинд увидел пару небольших торговых кораблей. Они привозили товары, которые Исландия не могла производить сама, забирали то немногое, чего тут было вдосталь, и продавали это в других странах мира. Исландия добывала руды, и многие из жителей страны работали в шахтах или же очищали руду.
Эолинд заметил, что на одном судне, нос которого упирался в каменистый берег, кипела работа. Благодаря нескольким факелам, освещавшим корабль, было видно, как два пассажира занимаются поспешными сборами. Это показалось старику странным, ведь выходить в море было еще слишком рано. Да и приливы не должны были вызывать спешки. Эолинд прищурился, однако темнота и расстояние мешали что-либо разглядеть.
После завтрака нужно будет призвать к ответу начальника порта. Тайный отъезд, почти побег… Такого быть не должно.
Затем Эолинд направился в свою комнату, чтобы поспать еще пару часов.
Утро застало Гелена в плачевном состоянии. Парня непрерывно тошнило, и он то и дело свешивался через борт, склоняясь к темному морю. Его лицо стало бледным, как кожа только что остриженной овцы, и он не мог сказать ни слова, чтобы его не вырвало. Ион и Сигурд вообще удивлялись, откуда в их друге что-то берется, чтобы раз за разом исторгать это из себя.
Ион стоял рядом с принцем на носу маленького торгового судна, и они вместе наблюдали, как море перед ними расходится белой пеной. Дул попутный ветер, широкий парус был наполнен ветром, и все было хорошо.
Сигурд уже много часов молчал. Он лишь приказал торговцу, на чьем судне они теперь находились, отплыть из Исландии ночью. Будучи принцем Исландии, он имел право использовать свою власть. И все же было очевидно, что Сигурд поступил неправильно, пошел против воли отца. Однако юноша вел себя как ни в чем не бывало. Его левая рука покоилась на голове лошади, украшавшей нос корабля, а взгляд был решителен и спокоен. Иону пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум моря: