– Перестань, Славка. Здесь проблема в другом.
– В чем именно? Давай колись.
– Проблема в оркестре и музыкантах в черных фраках. Принявшись за разработку этого дела, можно смело заказывать для себя и похоронную музыку, и все остальное…
– Ой-ой, напугал! Я так понимаю, ты обо мне заботишься?
– Предположим. – Спасибо тебе с кисточкой. Тронут…
Он надулся, как сыч. А затем продолжил:
– Я, конечно, не совершал подвигов в Афгане, как ты, и под артобстрелом ни разу не был, но это еще не значит, что могу позволить кому-либо решать свою судьбу. Пойду к Саенко, чтобы он лично назначил меня твоим помощником. Принципиально пойду!
Я неожиданно разозлился. Вот настырный сукин сын! По своей воле в яму лезет. Что за молодежь пошла? Никакого уважения к мнению старших.
Пацан…
– Дурак ты, Славка! Дважды дурак, что пошел в УБОП. И трижды – что лезешь в это мутное дело.
– Ну и пусть!
– Ладно, коль ты такая упрямая скотинка, я согласен. Иначе мне придется каждый день видеть твою постную рожу. А это выше моих сил. Но, если честно, мне нас жаль…
Мы пили кофе в полной тишине. Я чувствовал себя выжатым лимоном.
У меня было такое ощущение, что вот-вот откроется дверь, и наш афганский комбат опять поднимет нас в очередную, может, последнюю атаку.
А я лежал, помирая от жажды и ран, и тяжеленный бронежилет тисками сжимал грудь, выдавливая по молекулам воздух из обожженных пороховой гарью легких…
Киллер
Наверное, потому, что я представлял "малину" по киношным образцам – эдакая грязная развалюха гденибудь на окраине города, – моему удивлению не было пределов.
По адресу, указанному покоящимся на дне озера бандитом, значилась солидная фирма под названием "Астракон". И находилась она едва не в центре города, на Цветочном бульваре, в здании бывшей прачечной – несколько мрачноватом двухэтажном доме с хозяйственным двором, окруженным забором трехметровой высоты.
Фасад здания был облагорожен свежей кладкой из облицовочного кирпича. А в металлических рамах солидно посверкивало затемненные импортные стекла.
Крышу сделали под готику и покрыли ее красной металлочерепицей. Сверху были присобачены различные литые решеточки и перемычки, а все это великолепие венчал флюгер – позолоченный дракон со сложенными крыльями.
Отделанный мраморными плитами высокий фундамент дома и вывеска из полированной бронзы еще больше подчеркивали богатство фирмы, занимающейся экспортом-импортом неизвестно чего, как значилось в рекламном буклете, который я купил в газетном киоске. – Ни хрена себе…
Это было самое точное определение того, что мы увидели, высказанное ошарашенным Сидором.
– Чтобы прорваться внутрь, нам нужна по меньшей мере гаубица, – сказал он, покрутив головой.
– Если понадобится, я превращу это здание в кучу мусора и без орудия, – ответил я мрачно, присматриваясь к суете возле парадного.
К дому едва не ежеминутно подкатывали престижные дорогие автомобили с упитанными господами. Большинство из них сопровождала личная охрана.
Новые хозяева жизни торопились скрыться за широкой двустворчатой дверью из бронированного стекла. А телохранители, похожие друг на друга и одеждой, и повадками, и даже полудебильным выражением лиц, как братья-близнецы, кучковались под зонтами летнего кафетерия.
Судя по яркой рекламе, оно тоже принадлежало "Астракону".
– Ну, и что нам теперь делать? – спросил Сидор, поправляя ремни наплечной кобуры. – Может, вернемся за автоматами?
– Смотреть и думать, – коротко ответил я, механически отправив в рот ложечку с подтаявшим мороженым.
Мы сидели в таком же кафе. Только на противоположной стороне бульвара, в тени старых лип.
Многочисленные цветочные клумбы в небольшом сквере позади нас источали медовый запах, и деловитое жужжание пчел временами заглушало даже уличный шум.
Стайка мальчишек разных возрастов – от семи до двенадцати лет – попрошайничала у светофора. Их тонкие слабые голоски: "Дайте на хлебушек, дядь…" могли разжалобить кого угодно, даже закаменевших в своей значимости "новых русских", которые через окна лимузинов, остановившихся на красный свет, небрежно совали в протянутые детские руки новенькие хрустящие кредитки.
Но такая удача у пацанов была редкой. Чаще всего они слышали "Пшел!". Поэтому мальчишки в основном довольствовались мелочью, которую им подавали водители отечественных машин.
Прохожие, еще в недавние времена неспешно фланировавшие по тротуарам просто для променада, теперь мчались куда-то едва не рысцой, нагруженные сумками, авоськами, свертками и еще фиг знает чем. На их лицах были положены крупными мазками усталость и озабоченность.
Несмотря на ясное солнечное утро, в воздухе висела напряженность, смешанная с повышенной раздражительностью.
Похоже, проснувшийся демон капитализма наверстывал упущенное за семьдесят лет коммунистической диктатуры, жадно высасывая жизненные соки из полуобезумевших от свалившихся на них непривычных забот горожан. Веселые времена наступили… – А вон и мои "знакомые", – пробормотал Сидор.
И поправил темные очки, нацепленные нами для маскировки.
– Давно не виделись… – В его голосе прозвучали злые нотки.
– Где?
– Смотри левее. Туда, где ворота во двор. Красная "девятка"…
Только после его слов я наконец заметил новенькую "Ладу" девятой модели с затемненными стеклами, которая притормозила под забором хоздвора "Астракона".
Из нее вышли два парня уже приевшейся мне за последнее время наружности – короткостриженые амбалы в спортивных штанах и кроссовках – и стали открывать тяжеленные створки железных ворот.
Охранник в милицейской униформе, появившийся из глубины двора, что-то спросил у них, и машина скрылась за бетонными плитами, окружавшими хоздвор.
Буквально сразу же за "девяткой" в ворота заехала крытая фура с иностранными надписями на светложелтом брезенте, и ворота со скрипом затворились. – Пойдем пообщаемся? – играя желваками, спросил Сидор. И кивнул в сторону хоздвора "Астракона". – Что, руки чешутся? – Бля буду, чешутся. У меня с ними разговор неоконченным вышел. – Я – за.
Решение пришло само собой, будто его подсказал мне кто-то невидимый, витающий над головой.
– Только нам пока шум ни к чему.
– Есть предложение? – спросил Сидор. – А то как же… Я на минуту задумался, а потом сказал: – Сходи на стоянку такси и найди машину поновей. – Будет исполнено. Угнать или как? – Ох у тебя и замашки… Хочешь, чтобы здесь от ментов негде было яблоку упасть? Сидор снисходительно ухмыльнулся: – Обижаешь, гражданин начальник. Я ведь угнал бы тачку вместе с водилой. – Ну, это еще куда ни шло… – Так что, вариант катит?
– Нет. Наймешь частное такси. Только проведи с водителем "политбеседу". Чтобы он вел себя смирно. Выбери мужика в годах; такой более мудрый, нежели молодой, а потому по-дурному дергаться не будет. Припаркуешься так, чтобы меня видеть. Подам знак – подъезжай. – Понял. И насчет беседы тоже… – Сидор осклабился.
Он закурил и поспешил напрямик через сквер к площади, где выстроилась очередь свободных такси.
Красная "Лада" не заставила себя долго ждать. Примерно через полчаса она вырулила из ворот и, лихо развернувшись, поехала в сторону железнодорожного вокзала.
Усаживаясь в такси, я указал направление и скомандовал:
– Туда! И пошевеливайся.
Таксист, уже немолодой мужчина лет пятидесяти, только кивнул в ответ и рванул с места сразу под девяносто километров.
– Э-э, не так резво! – предупредил его Сидор. – Не хватало еще, чтобы тебя менты заштопорили. – Как скажете, – ответил водитель. – Держись за красной "Ладой" метрах в пятидесяти. И пропусти вперед одну-две машины.
Уж не знаю, что там он говорил таксисту, пока ожидал моего знака, но тот как вцепился в руль побелевшими от напряжения руками, так и не разжимал мертвую хватку до вокзала, где остановилась "девятка". – Приехали, – сказал таксист дрожащим голосом. При всем том, он старался держаться бодро. Но в его глазах таился страх. – Держи, – протянул ему Сидор сто долларов. – Благодарствую, – оживился водитель. – И забудь, что видел. – Так это ясно. Я буду нем, как могила.