Я какое-то мгновение соображал, а затем меня вдруг озарило: кто может подумать, что я раскатываю по городу на машине самого начальника УБОП? – Спасибо, согласен… Я нырнул на заднее сиденье черной "мазды".
– Садитесь рядом, – предложил Маркузик. – Веселей будет ехать.
– Маркузик, у меня к тебе одна большая просьба…
– Какие дела? До двадцати трех я свободен словно ветер. Может, какую кралю – а лучше двух – прихватим? Времени вполне достаточно.
– Я не о том. Ты сейчас меня отвезешь домой, – я сказал адрес, – но только чтобы никто не догадался, что я в машине.
– Это что-то новое…
– Я кое-кому дорожку перебежал, так что сам понимаешь…
– Да-а, работенка у вас – не соскучишься. Лады, товарищ капитан, можете на меня положиться. Вперед, заре навстречу!.. – запел он, включая зажигание.
То, что кто-то может увидеть, как я сажусь в "мазду", меня не пугало. Черный ход выводил на огороженный бетонными плитами двор, где размещались гаражи управления. Главным было, чтобы я благополучно миновал проходную, где, несомненно, ошивались те, кто шел по моим следам.
Они ведь могли предполагать, что я воспользуюсь какой-либо машиной и попытаюсь отрубить "хвост". Не думаю, что меня преследовали конченые идиоты.
Маркузик вырулил из ворот с шиком, что-то прокричав охраннику и нажав на клаксон. Все верно – чем больше шума, тем меньше подозрений.
Я в это время лежал в узковатой для меня щели между передним и задним сиденьями, укрытый грязным старым одеялом, которое Маркузик использовал как подстилку при ремонтах.
Как я и просил его, он повернул сначала в сторону, противоположную тому месту, где была моя квартира.
– Пока все клево, товарищ капитан.
– Внимательно посмотри в зеркало заднего вида. Не может быть, чтобы к тебе никто не прилепился.
– Да я по сто раз на дню сюда-туда мотаюсь. Затрахаются в догонялки играть.
– Тогда давай в центр и сыграй в поддавки на светофоре для очистки совести. Надеюсь, гаишники твою машину знают?
– Еще как, – заржал довольный Маркузик. – Они от меня уже шарахаются.
Да уж, что-что, а быструю езду на грани фола Маркузик любил. Иногда создавалось впечатление, что правила дорожного движения не для него писаны.
Но машину водил классно и лизал ее, как кобель сучку.
Проверку на отрыв при красном фонаре светофора Маркузик выполнил блестяще: скрадком проткнулся между двумя машинами, пока остальные стояли, а затем, выбрав момент, ударил по газам.
Я только мог представить, какую бурю гнева он вызвал у водтелей, которые выезжали на перекресток…
– Ну что? – спросил я все еще из положения лежа.
– Гаишники гнались, да потом номер просекли. Отстали, козлы, – засмеялся довольный Маркузик. – А чтобы кто-нибудь из штатских волокся следом, так ведь нет. Все как в лучших домах Парижа. – Давай теперь к моему дому. – Слушаюсь, мой генерал! – Остановишь возле сквера. – Не вижу препятствий. Бу сделано. – С меня причитается.
– Несомненно, – снова хихикнул Маркузик. – Но если честно, давно я так не веселился…
Распрощавшись с Маркузиком и предупредив, чтобы он о нашем небольшом приключении не рассказывал Саенко, я неторопливо пошел домой.
Я давно уже хотел побывать в своей квартире, чтобы взять одежду и кое-что из мелочей. В том числе и деньги, так как мне было стыдно объедать безропотную Жанну.
Самым неприятным в этой истории с переселением оказалось то, что она стала относится ко мне явно неравнодушно.
А я вовсе не хотел оказаться в ее глазах подлецом или жиголо. Я уже начал даже подумывать: а не вернуться ли мне домой?
И будь, что будет!
Но всякий раз в такие минуты у меня находилась масса доводов в обратном. И все равно даже себе я боялся признаться, что мне очень приятно общество моей, так сказать, квартирной хозяйки.
В квартиру я вошел почти в двенадцать. Я долго ходил вокруг да около дома, однако кроме местной шпаны и судачивших на скамейках о житье-бытье старух ничего не высмотрел.
Впрочем, я и сам был уверен, что засаду давно сняли – зачем сторожить пустое место?
Но все равно я на всякий случай проделал свой старый трюк. Его я использовал в юношестве, спасаясь от частенько поджидавших меня недругов, жаждавших намылить мне холку из-за какой-нибудь местной красотки.
Я вошел в дальний подъезд дома, поднялся на последний этаж, забрался через люк на чердак и преспокойно, невидимый и неслышимый, очутился на своей лестничной клетке.
Свет в квартире я зажигать не стал – во избежание.
Задернув как можно тщательней шторы, я нашел свой старенький карманный фонарик и внимательно обследовал все комнаты, вплоть до ванной.
Нужно отдать должное тем, кто сидел в засаде. Все оказалось на своих местах. И только мой поднаторевший в сыскном деле глаз мог заметить совершенно незначительные следы пребывания в квартире непрошенных гостей.
Деньги, к моей радости, тоже были в целости и сохранности.
Я уже почти собрал объемистую спортивную сумку, как вдруг зазвонил телефон. От неожиданности я даже вздрогнул.
Кто это мог быть?
Маму я давно предупредил, что дома не ночую (правда, не объяснив истинной причины). Жанна не знала номер моего домашнего телефона. Баранкин тоже звонить не мог, так как ему было известно, что в своей квартире я не появляюсь.
Звонят с работы?
Там, наверное, полуправления уже знало, что мой телефон якобы не функционирует из-за обрыва на линии, что по нынешним временам всеобщего бардака не вызывало ни малейших подозрений – такое случалось и с телефонами других сотрудников УБОП едва не каждый день. Тогда – кто?
Телефон звонил не переставая. Значит, этот НЕКТО точно знал, что я дома…
Ладно, черт с ними, со всеми предосторожностями! В том числе и с прослушиванием линии – минута, другая, и меня в квартире не будет.
Я снял телефонную трубку и приложил к уху.
– Алло! Вы меня слышите?
Я молчал. Голос был тих, вкрадчив и незнаком.
– Ведерников, не стоит играть в молчанку. Вы слышите.
Итак, меня все-таки вычислили.
Кто-то заметил, как я входил в подъезд? Вряд ли.
Маркузик? Сомнительно – зачем это ему? Хотя… подстава с машиной – неплохой ход.
И все же, все же…
"Жучок"! Как я мог забыть про такую возможность?! При современных электронных средствах воткнуть бессонного "сторожа" – раз плюнуть.
Ладно, потом поищем, а сейчас побеседуем:
– Слышу. Кто вы?
– Без разницы. Да мы с вами и не знакомы.
– И слава Богу.
– Как сказать… Надеюсь, вы поняли, зачем я вам звоню?
Ну как же, я такой осел, что не понимаю сколько будет дважды два…
– К сожалению, нет.
– Не нужно притворяться, Ведерников. Вы – один из лучших оперативных работников УБОП.
Вот сволочь брехливая! Думает поймать меня на мякину.
– Вы мне льстите.
– Отнюдь. Должен констатировать, что операцию с установкой видеозаписывающей аппаратуры вы провели блестяще.
– За это мне зарплату начисляют каждый месяц.
– Всем начисляют, но многим совершенно зря. А вот вам…
Что-то этот тип чересчур густо мажет медом. Только ведь на мед слетаются не только мухи, но и шершни.
А у них жало – будь здоров…
– Давайте перестанем ходить вокруг да около. Что вам нужно?
– Это деловой разговор. Всего лишь копии видеозаписей. И ваше честное слово, что они больше нигде не всплывут.
Ого! Не хилые запросы. Он что, за лоха меня держит?
– И вам этого будет достаточно, чтобы оставить меня в покое?
– Да. Конечно, если вы не нарушите слово…
Так я тебя, сука, и поверил! Нашел дурака…
– Понял. Ну, а вам в голову не приходило, что вы толкаете меня на служебное преступление?
– Чушь! Насколько мне известно, видеозапись – ваша личная инициатива. И произведена она, мягко говоря, с нарушением закона.
– Это вы мне говорите о нарушении закона? Не смешите нас жить, как говорят в Одессе.