– Ну-ну, не будем. Сейчас ситуация в стране предельно ясна и однозначна. И изменить что-либо нельзя.
Погоди, сволочь. Придет время, и таких, как ты, тоже возьмут на цугундер. Дай только срок…
Жизнь – коварная штука. Она преподносит такие сюрпризы, что только держись.
– Пока нельзя.
– Возможно. Но мы не будем забегать наперед.
– А если я не соглашусь передать вам видеоматериалы?
Трубка умолкла. Я терпеливо ждал. Спустя какое-то время он сказал с угрозой: – Вы совершите большую глупость. И тут же спохватился: – Должен довести до вашего сведения, что мы за них вам хорошо заплатим.
– Сколько?
– Много. Чтобы вам хватило, если надумаете уйти из органов, начать свое дело. Двадцать тысяч долларов – отличная цена.
Я скептически ухмыльнулся.
Вот сволочи! Что же вы так дешево цените капитана Ведерникова и то, что он накопал!? Я ведь могу и обидеться.
– Я бы так не сказал, – ответил я сдержанно. – И вам известно, почему. На другой чаше весов лежат не какие-то жалкие тысячи, а миллионы долларов. – Боитесь продешевить? – В самую точку – боюсь. – Хорошо, тогда я предлагаю вам пятьдесят тысяч долларов. И это мое последнее слово.
– Так просто… Я не верю, что вы не потребуете более веских гарантий моего молчания.
На другом конце провода прозвучал довольный смешок.
– Приятно иметь дело с толковым человеком. Конечно же потребуем.
– И в чем они будут заключаться? Насколько я понял из разговора, вам достаточно моего слова.
– Естественно. И крохотного клочка бумаги с распиской о получении денег. Бухгалтерия, ничего не поделаешь.
Круто! Нет, они точно меня держат за лоха.
Или им попадались только продажные менты, готовые за тысячу баксов подписать что угодно?
– Понял. Не пойдет.
– Расписка – это обязательно.
Я вспомнил незабвенных Ильфа и Петрова и выдал:
– Согласие есть продукт непротивления сторон.
– Хорошие слова. Не сомневайтесь, мы тоже кое-что и кое-когда читали.
– Рад за вас. И тем не менее у меня с вами роман не получится.
– Меня информировали, что вы очень упрямы. Но я не думал, что настолько.
В голосе моего собеседника появились металлические нотки.
– У меня есть другое предложение – давайте оставим все, как есть. Я не собираюсь афишировать видеоматериалы (если, конечно, вы не станете меня "доставать"), но и денег у вас не возьму.
– Вы бессребреник?
– Скорее идеалист. Согласитесь, что за деньги не все можно купить.
Мне даже самому стало интересно: я и впрямь говорю правду, или кривлю душой? С одной стороны как будто верно – за деньги все не купишь. А с другой, как в песне поется, – "лучше быть богатым, но здоровым".
– Бесспорно. Но мы просто хотели оплатить ваши труды.
– То есть купить меня.
Он фыркнул, как кот.
– Зачем так грубо? Не скрою, нам хотелось бы видеть вас на своей стороне. Что здесь плохого? – И цель, и средства. – Откуда вам известны наши цели?
– Они настолько просты и примитивны, что не нужно большого ума для того, чтобы их понять. – И в чем вы видите примитивизм?
– За власть боролись всегда. И всегда в основе такой борьбы лежали деньги. Деньги, полученные любым путем. Чаще всего – неправедным. – Вы большой любитель истории?
– Не сказал бы. Я прагматик, как и большинство людей моей профессии. И люблю доверять только фактам. А факты – упрямая вещь. Их не спрячешь в словесной мишуре.
– Не скрою, разговор у нас получился интересный. Но это все софистика. А я предлагаю вам совершенно конкретные вещи.
– А я вам конкретно и отвечаю – нет. Мое предложение вы уже выслушали, свои решения я обычно не меняю. Деньги меня особо не волнуют.
– А вы знаете – я вам верю. Но хотите начистоту?
– Как вам будет угодно.
Он немного помолчал, а потом проникновенно сказал:
– Вы мне и впрямь импонируете. Но, к сожалению, не я заказываю музыку в этой опере. И трудно сказать, как посмотрит мое руководство на ваш отказ от сотрудничества в той форме, которая предложена.
– Это угроза?
– Ни в коей мере! Я высказал то, что думаю. Ну что же, я выполнил свою миссию, спасибо за беседу. Спокойной ночи.
– Взаимно…
Ночью я почти не спал.
Я так и остался в квартире, рассудив, что выковырять отсюда меня трудно. Но, скорее всего, никто этого делать и не будет, так как не очень верилось, что шавки Шалычева осмелятся потревожить меня среди ночи.
Но сон все равно не шел.
Только где-то около четырех утра, когда я с отчаяния полез под горячий душ, а затем выпил полстакана водки, усталость наконец смежила веки.
… И я провалился в трясину кошмаров.
Киллер
Крученый не был бы Крученым без своего обычного мещанского выпендрежа даже за бугром.
Он купил гасиенду в престижной местности. И теперь тешился дворянско-купеческими замашками: богатыми пирами со стриптизом и купанием при луне, шикарными девочками и конными скачками. Как же можно чувствовать себя вполне довольным жизнью, не имея приличной конюшни?
Однако и об охране он не забывал.
Насколько успел выяснить Эрнесто, Тимоха сумел собрать все местное отребье и поставить "под ружье". Безработица, этот самый страшный бич южноамериканцев, толкала молодых людей и на более серьезные преступления, нежели те, что творили юноши на гасиенде Тимохи.
Тем более, что платил он им прилично. А они даже за гораздо меньшую сумму могли отправить в преисподнюю кого угодно.
По ночам, кроме не менее двух десятков вооруженных охранников, поместье охраняли и собаки. А днем неусыпные глаза телекамер следили за всеми подходами к гасиенде.
Так что подобраться незамеченным к Тимохе было довольно проблематично.
– Слушай, Мигель, давай я соберу ребят, сколько нужно, и возьмем это гнездо штурмом, – предлагал Эрнесто.
Ему надоели наши круглосуточные бдения и он готов был на любое сумасбродство. Что поделаешь, Эрнесто был мачо, а они все такие.
– Налетим ночью, захватим врасплох… – Эрнесто смотрел на меня с надеждой. – И он опять ускользнет, – парировал я его доводы. – Не ускользнет! От меня еще никто не убегал.
– Смоется за милую душу. Тем более, ночью, – спокойно гнул я свое. – Тимоха как змея, уползет в любую щель. Лови потом ветра в поле. А я должен поговорить с ним, посмотреть ему в глаза.
– Ну у вас, сеньор, и запросы. На кой хрен тебе нужен покойник!?
– Во-первых, и ты в этом уже убедился, его нельзя достать даже при помощи снайперской винтовки… – Можно достать! Ничего я не убедился.
– А во-вторых… – Я стоял на своем, как скала. – Во-вторых, я лично хочу удостовериться, что в этой жизни больше никогда Крученого не увижу.
Эрнесто посмотрел на меня тоскливым собачьим взглядом и тяжело вздохнул. Его деятельная натура не выносила длительного покоя.
– Я тебя понимаю, – сказал он бесцветным голосом. – Ладно, я еще немного потерплю…
Наблюдая за гасиендой, я все больше и больше убеждался – ночью туда нельзя проникнуть ни под каким соусом.
Даже если и удастся незамеченным перелезть через высокий каменный забор с колючей проволокой поверху и пробраться к трехэтажной вилле, то очутиться внутри ее – задачка еще та. Цоколь дома был трехметровой высоты и сложен из дикого камня, а окна первого этажа, насколько нам удалось разглядеть в полевой бинокль, защищали решетки.
Что касается двери парадного, то она была как в средневековом замке – массивная, окованная металлическими полосами. Такие же были и ворота поместья, только шире.
– А что, если попробовать полезть внаглую, днем? – Ты с ума сошел! Эрнесто вытаращил на меня глаза, будто я и впрямь спятил.
– Там охраны с полсотни человек! – вскричал он. – Днем они перещелкают нас как куропаток. И это только латинос. Но в гасиенде есть еще и русские, ты сам их видел.
Да, видел. Около десятка качков, не меньше.
Судя по рожам, зверье еще то. Они всегда держались кучно, окружая Тимоху непреодолимым барьером, где бы он ни был.