– Не до смеха, – отрезала я, – отца Ксенофонта кто-то ножом пырнул, да еще задушить пытались, но не успели. На посту телефон есть? Скорую бы.
– Я сейчас по рации вызову, – ошарашенно пообещал Николай.
– И в милицию сразу звякни. Там на ферме еще одна жертва. Михалычу горло перерезали, – вставил приободрившийся Витек.
– Труп, что ли? – изумился гаишник.
– Самый настоящий, – авторитетно подтвердил Виктор.
Мы дождались, пока приехавшие врачи аккуратно перегрузили тело батюшки в карету скорой помощи, и поехали домой. По дороге мы все гадали, за что напали на двух в общем безобидных мужиков.
– Они, в принципе, и знакомы не были, – горячился сосед, – кому они помешали? И машина на месте. Крест только украли. Неужели из-за креста обоих замочили? Как думаешь, он золотой был?
– Вряд ли. Больно здоровый, – с сомнением ответила я, внимательно вглядываясь в темную лесную дорогу. – Думаю, убить хотели одного, а второй просто как свидетель пострадал. А вот кого хотели убить – это вопрос.
– Ни того ни другого вроде не имеет смысла мочить… Хотя кто их знает, может, чечен какой или еврей?
– А еврей-то тут каким боком? – удивилась я.
– Не скажи! Они религию очень чтут. Может, Ксенофонт чего про них на проповеди гадкое сказал. Он иной раз такую чушь нес, особо с похмелья, закачаешься.
– Вот придет в себя и спросим.
– Да он, чай, и сам не помнит, чего буровил, – с сомнением почесал затылок Витек.
– А он богатый? – поинтересовалась я.
– Батюшка-то? А фиг его знает. – Сосед пожал плечами и после некоторых раздумий добавил: – Скрытный он. С виду вроде не особо зажиточный. Ну, несут ему прихожане то да се. Покушать в основном… Зарплату кой-какую получает по Божьей милости. Не с чего вроде жировать особо.
– А Михалыч что за человек? – продолжала допытываться я.
– О покойниках не принято плохо говорить, но зануда был, скажу я тебе, первостатейный. С ним выпивать никто не любил. Прилипнет как банный лист к кому-нибудь и нудит.
– А о чем говорит-то?
– А бес его знает, – пожал плечами Витек, – когда чего. То ему пенсия мала, то президент не угодил, то девки его не любят, а то евреев опять же хает. Одним словом, была бы тема, Михалыч ее так обслюнит, что тошно становится.
– Ну а с деньгами у него как? Водились рублики?
– Откуда? – удивленно глянул на меня Витек. – Чай сторожем работал, не министром.
– Все ясно, – задумчиво нахмурилась я, – вернее, ничего не ясно. Скажи на милость, за что их можно убить? И главное, не по пьяной лавочке, а специально приехали в этот козий угол. Ты заметил, машина у убийцы приличная была?
– Не разглядел, – с сожалением признался сосед, – да уж, загадка. Как думаешь, найдут, кто Михалыча порешил?
– Сомневаюсь я что-то. Хотя все бывает.
– Не скажи, у нас милиция хорошая, – не согласился Виктор, – только вот участковый – козел. В семье, как говорится, не без урода. Так вот, выпивали мы раз с ментами, приехавшими к нам на выборы…
– Ради бога, Вить, заткнись. Я сейчас про алкоголиков слышать не могу.
Парень обиженно надулся и замолчал. До дома он не проронил больше ни слова.
Загнав машину в гараж, мы пошли в мою половину.
– Вить, ну не обижайся. Пока я чай ставлю, сгоняй к себе за вареньем земляничным. Знаешь, как я его люблю! Никто так варить не умеет, только ты! – Я знала, чем польстить парню. – Слушай, а за что ты так участкового не жалуешь? Обидел он тебя чем, что ли?
– Да это чмо полдеревни обидело, не только меня, – с презрением в голосе пробурчал сосед. – Например, каждый месяц проходит по всем дворам и собирает по бутылке водки, якобы взаймы. Заметь, не самогона, а именно водки, причем хорошей. Приходится специально идти в магазин и покупать, чтобы этот козел не обиделся.
– Да фиг с ним, пусть обижается, – легкомысленно заметила я, доставая чашки.
– Ты не дослушала, – продолжил он, – если кто не даст, он ничего, утрется и уйдет. Но! На следующий день с ордером приходит изымать самогонный аппарат. А у кого его нет в деревне-то? Без него мы никуда. Потом изымает и выписывает такой штраф, что больше цены водки аж на два нуля.