– Это радует, – кисло резюмировала я, пытаясь отвлечься от того, что он сказал.
Уже не важно, кто о ком думает и кого хочет защитить. Вряд ли Зимней Деве что-то будет угрожать в будущем. И вряд ли мы скоро увидимся.
– Думаю, я понял, – заметил чернокнижник. – Ты хочешь стать Девой, которая не потеряла способность чувствовать.
– Не Девой. Я хочу остаться Верой. Понимаешь? Хочу остаться собой. Хотя бы немного. Я ведь тоже толком не знаю, что такое потерять душу.
В тишине кабинета были слышны ленивые постукивания зажигалкой о столешницу.
– Мне нужны гарантии того, что ты выполнишь свою часть сделки, – бесстрастно произнес Аскольд.
Я фыркнула.
– Брачный договор? – Черные глаза заинтересованно блеснули, и я поспешно добавила: – Шутка! Ты же знаешь, что я тебе не лгу.
– Сейчас не лжешь. Но можешь передумать… Ладно. Это уже моя проблема.
Аскольд принялся с методичностью хирурга перед операцией раскладывать перед собой инструменты: расправил черную тряпицу, расставил по углам свечи, вытащил икону с наполовину стертым изображением и установил напротив маленького квадратного зеркала. Поднял на меня глаза.
– Я готов работать. Но мне нужна вся информация. И нужно место, чтобы я успел вытащить тебя, если что-то пойдет не так. Считай это… бонусом.
Я кинула взгляд в окно, где только что птички не чирикали. «Если ты попытаешься убить живое существо…»
– У этого места нет адреса. Его невозможно найти на карте.
Аскольд хмыкнул в бороду. Достал из нижнего ящика карту и разложил на свободном пятачке.
– Все что угодно можно найти на карте, если оно материально. А помещение материально. У тебя есть что-то оттуда? Какой-нибудь предмет?
Мгновение я смотрела на него, размышляя, где та бутылочка, в которой Дарина два года назад дала мне снадобье для кошки. И тут странная мысль прошила сознание. Кошка. Сметана толком не ожила, но и умереть ей не дали.
Тёмы не было в той могиле. Что, если он вообще не умер? Не забрал с собой силу? А она потихоньку утекала, утекала… Пока не вернулась ко мне.
Повторяя себе, что это невозможно, я достала из кармана сложенную вчетверо тряпочку.
– Может, и есть.
В отличие от Антона, Аскольд сразу распознал в обработанном кусочке кожи человеческую. Я спросила как и тут же об этом пожалела.
– Она пахнет человеком, – сказал Аскольд тоном «это же очевидно», хотя даже не подносил ее к носу.
После пятиминутной сосредоточенной медитации он ткнул пальцем в зеленое пятно на севере. Пятно оказалось парком, который располагался рядом с железнодорожной станцией и со всех сторон был окружен заводами. Я привстала, чтобы разглядеть название – «Верхние Лихоборы».
– Ты можешь увидеть, где он?
Аскольд прикрыл глаза.
– Там темно. Но горит огонек. Что-то вроде лучины. Больше не вижу. Такое ощущение, что мне нельзя там находиться. – Он открыл глаза. – Даже в мыслях.
Я судорожно соображала. Если Тёма в избушке Дарины, да еще и не вполне мертвый… Как же с него сняли кожу? Это должно быть адски больно.
– Он жив?
– Среди мертвых я его не чувствую. Больше сказать без кровавой жертвы не смогу. Но сейчас не лучшее время. Не хочу растрачивать энергию. – Отложив кожу, Аскольд вернулся к зеркалу и свечам. – Предлагаю приступать к основному действу. Ты готова?
Я осторожно поставила чашку на стол. Он прав. Уже не важно, жив Тёма или мертв. Я все равно скоро узнаю.
– Готова.
Аскольд начал по очереди зажигать свечи между разложенными на черной тряпице камнями. Потом закрыл глаза и что-то зашептал. До меня донеслось знакомое «Не во имя отца и не во имя сына». Под его монотонное бормотание по телу разливалась свинцовая усталость. Так, кажется, пишут в книгах? Свинцовая усталость, смертельная тоска… Интересно, зачем я столько читала про лечение посттравматического расстройства и моральных травм? Всего-то надо было дождаться, пока сила Зимней Девы пустит корни в моей душе – вот тебе и все исцеление. Ничего не чувствовать.
– Подумай о своем детстве, – велел Аскольд. – Первые воспоминания. Года три-четыре подойдет. Помнишь себя в этом возрасте?
Я молчала.
– Ты единственный ребенок в семье? Братьев и сестер не было?
У меня был Лестер. Эдгар. Костя. А потом все рассыпалось.
– Вера? – Аскольд вопросительно взглянул на меня.
– Единственный.
Он снова задумался, перебирая в воздухе длинными пальцами, будто дотрагивался до чего-то невидимого. Кожи осторожно касалась знакомая теплая энергия, и от этого становилось только хуже. Напряжение наконец схлынуло, и я почувствовала, как из груди поднимается непрошеная горечь.