Она села. Оглядела комнатку, потерла плечи, руки, точно пыталась снова ощутить себя в своем теле.
– Он приходил сюда? – спросила она не оборачиваясь.
– Да. Оставил для тебя письмо – вон оно, на тумбочке. Говорил о какой-то сделке.
Вера откинула одеяло, взяла конверт – я только сейчас понял, что он не запечатан, – достала письмо и пробежала глазами.
– О сделке я помню, – задумчиво сказала она. – Он говорил что-то еще?
– Что часть твоей души до сих пор у него. Получишь, когда придешь к нему.
Она спустила ноги на пол.
– Он хотел гарантий, – тихо произнесла она. – Видимо, перестраховался.
Я сел с ней рядом.
– Что ты ему пообещала?
Вера снова не ответила. Да твою же мать!
– Что он от тебя хочет? – Я положил руку ей на спину. – Может, побеседовать с ним?..
– Он хочет, чтобы я была с ним, – наконец проговорила Вера еще тише.
Швы дернуло. Ребра стиснуло невидимым обручем.
– Всегда?
Волосы закрыли ей лицо, но по звуку мне показалось, что она усмехнулась.
– Нет.
– А сколько?
– Не знаю.
– Да блин, объясни мне хоть что-нибудь! – Я тщательно контролировал голос, но чувствовал, что рука на ее спине одеревенела. – Я не могу помочь, если не знаю… вообще ничего.
Она вздохнула и снова опустилась на подушку. Глаза ее стали медленно закрываться.
Ну нет, только не опять!
– Не уходи. – Я осторожно лег рядом, опираясь на руку. – Поговори со мной.
Вера открыла глаза, но взгляд ее остался отрешенным.
– Ты злишься, – без выражения произнесла она.
– Я просто не понимаю тебя. Сначала говоришь, что… – Язык отказывался поворачиваться, чтобы произнести это. Ну ты, Тоха, даешь! Пятнадцатилетние пацаны и то смелее. – Зачем ты пообещала Мирину быть с ним?
Снова молчок.
– Ты можешь хоть раз в жизни рассказать нормально? Все, полнос… – Я запнулся. Холодные пальцы легли на внутреннюю сторону запястья и тихонько погладили.
Это она меня успокаивает?
– Ты злишься, – повторила Вера, и от ее полушепота по загривку побежали мурашки. – Ты и раньше все время злился.
– Нет. Просто… Тебе не приходило в голову, что я тебя… – Трус, трус! Какой же трус! – Что ты для меня тоже много значишь?
Ее пальцы двинулись вверх по голой коже, к предплечью. Что-то ухнуло в самом низу живота, тело радостно отозвалось на прикосновения, но я перехватил ее руку, когда та дошла до рукава футболки.
– Я знаю, чего ты хотел, – тихо проговорила Вера. – Мне теперь… многое видно. – Серые глаза наблюдали за мной из-под опущенных ресниц, и двигаться под этим взглядом не хотелось. – Помнишь Эдгара, которого я придумала?
Я кивнул.
– Он однажды сделал это с девушкой. Я смотрела на это его глазами. Знаю, что он чувствовал.
Я собрался сказать, что не вижу параллелей, но вместо этого хрипло спросил:
– И что же?
– Он хотел, чтобы она приняла его.
Меня передернуло. Я вспомнил странное создание с вертикальными зрачками, которое при мне столкнуло Веру с лестницы.
– При чем здесь это?
Надо встать. Отойти от нее. Проветрить хотя бы. Башка уже не варит…
Она провела ледяным пальцем по моей заросшей щеке.
– Тебе это нужно.
Кожа пылала, я сам уже весь горел, перестав различать реальность и сон, свои ощущения, страхи, желания. Она не понимает, о чем говорит…
– А тебе? – Я сгреб кулаками простынь по обе стороны от ее лица. – Я же тебе обещал. Обещал. – Последнее слово я выдохнул ей в подбородок.
Холодные руки снова коснулись предплечья. Мне и самому хотелось наконец прикоснуться к ней – и отпустить то страшное, горькое, что мучило меня последние годы.
Почему-то вспомнилось, как она сказала Эдгару в той усадьбе: «Давай».
– Не бойся, – шепнула Вера так тихо, что я уже не знал толком, голос звучит наяву или только в моей голове.
Невыносимо хотелось зарыться носом в ямку между ее ключицами, вдохнуть наконец ее запах, смешанный со стужей и свежестью.
Вера. Вера, Вера…
Я задрал ее руки над головой. Едва заметно, не отрывая от меня взгляда, Вера кивнула.
Давай.
Пальцы обхватили ее тонкие запястья. И крепко сжали.
Эпилог
Время в небытии течет иначе. Я понял это, когда заметил новые морщины на лице у мамы. Мне казалось, прошло совсем немного времени, но она заметно постарела.
Мама, мама… Думаешь, мне нужна жизнь, за которую ты отдала свою?
Лучше бы ты меня отпустила, а не заперлась на два года в избушке с книгами и снадобьями. Что, чувство вины замучило? Поздновато. Тебе всего-то и надо было, что не отдавать меня на воспитание фанатику. Однажды я не сдержался – в ответ на его угрозы повторить наказание сам взял сигарету, раскурил и со словами «Смотри» начал тыкать себе в предплечье. Думаешь, почему Спартак так хотел срезать именно дракона? Татушка закрывает шрамы от сигарет, которые я тогда на себе оставил.