– А Юля тебя допрашивала? – осторожно спросила я.
– Юля меня выгнала. Вбила себе в голову, что это я виноват в… во всем, короче.
Что-то в его лице натолкнуло меня на мысль, способную прийти в голову только тому, кто хорошо знает Летнюю Деву.
– Она же тебя не… ничего тебе не сделала?
Кривая усмешка исказила тонкие губы, и столько в ней было горечи, что у меня похолодело внутри.
– Покажи, – попросила я.
– Зачем?
– Просто.
Тень недоверия пробежала по его лицу. Лёша не шелохнулся.
– Я просто хочу убедиться, что кто-то… – «Такое же чудовище». Я сглотнула. – Что не я одна тебя мучила.
Он молчал.
– Пожалуйста, – прошептала я так тихо, что сама едва себя услышала.
Медленно, не отрывая от меня немигающего взгляда, Лёша задрал край толстовки. Обнажил сначала чистую кожу живота с дорожкой волос, потом такую же чистую кожу на ребрах. Но когда он, подняв руки, полностью освободился от толстовки, я не сразу поняла, что именно вижу. На груди не было живого места – все расчертили взбухшие бело-розовые линии, словно кто-то, вооружившись лезвием, в ярости исполосовал его. Под линиями угадывались очертания ладоней – старые ожоги от Юлиной руки, когда она еще была Летней Девой.
Чайник за спиной неожиданно засвистел. Я не вздрогнула. И Лёша не вздрогнул – он молча смотрел мне в глаза. Повинуясь внезапному желанию, я поднесла руку к израненной груди и накрыла ладонью то место, где билось его сердце. Оно стукнуло мне в руку, и я вдруг вспомнила, каково это – прикасаться к чужой жизненной энергии.
– Юля не общается со мной, – заговорил Лёша чужим голосом. Взгляд его блуждал по оградкам за окном. – Я много раз просил ее вернуться. Умолял. Ты единственная, кто знает правду. Я подумал, иногда мы могли бы… обсуждать это.
Вода с шипением выплеснулась из-под алюминиевой крышки.
– Конечно. – Я отняла руку от искалеченной груди. – Так что там с сетью? Пицца будет?
Лёша ухмыльнулся:
– А то!
Глава 3
Утром я проснулась от запаха кофе. Лёша стоял у окна полностью одетый и пролистывал что-то в мобильнике.
– Идиоты, – бормотал он под нос, но так тихо, что я скорее угадывала слова по его губам. Уперевшись бедром в столешницу, он неодобрительно качал головой. – А трафик небось льется…
«Не починили они сайт», – подумала я и снова провалилась в сон. А когда открыла глаза, подоконник уже заливал дневной свет. В комнате никого не было. Я потянулась в кровати, вдыхая знакомый запах – подушка пахла Лёшей. В голову хлынули мысли о том, что случилось ночью, но я приглушила их другой, уверенной и жесткой: «Спокойно. У меня есть план».
Я прошлепала босиком к кофемашине и взвесила в руке эмалированный кофейник. Будь здесь Лестер, сказал бы что-то в духе: «В последний раз, когда у тебя был план, моя радость, погибли два человека».
В кофейнике плескалась жидкость. Святой человек!
«Знаешь что, Лестер, – воинственно ответила я, – я уже не та испуганная девочка, что два года назад. Живу одна и сама себя обеспечиваю. И знаю, что делаю. А ты вообще голос моего подсознания!»
Заполнив чашку до краев, я включила ноутбук. Дождалась, пока подгрузится браузер, набрала в поисковике: «Летняя Дева танцевальная студия». Сайт был на месте, адрес остался прежним. Что ж, по крайней мере, она до сих пор существует. В центре экрана мгновенно выскочило окошко «Запишитесь на пробный урок».
Я прикрыла глаза, прогоняя непрошеные воспоминания. Когда-то мы с Антоном тоже пришли на такой пробный урок. Давно это было. Давно и неправда.
Под плашкой «Расписание» расположилась «Коман-да». Фото Юли занимало полстраницы. То ли с годами она похорошела, то ли фото обработали в фотошопе, но синие глаза с тенью длинных ресниц и завитые локоны делали ее похожей на Марлен Дитрих. Я пробежала глазами сопроводительный текст: мастер спорта, идейный вдохновитель, ставит незабываемые свадебные танцы…
Я залпом допила кофе и со стуком поставила чашку на стол. Пора было собираться.
Как подготовиться к встрече с женщиной, у которой ты случайно увела парня?
Я стояла перед овальным зеркалом в той части комнаты, что служила прихожей, и разглядывала свое отражение. Внешность у меня осталась непримечательной: волосы тусклые, глаза не то голубые, не то серые, взгляд мрачный. До сих пор помню, как Лёша в одну из встреч обронил, что я смотрю на людей так, будто раздумываю, как лучше их прикончить.