За верхушками надгробий догорало блеклое солнце. Ильинична убирала на ночь наполовину увядшие цветы, Степаныч ненавязчиво подталкивал последних посетителей к выходу, а Лексеич наверняка меня уже обыскался…
– Что я должна вам показать? – спросила я чуть резче, чем собиралась. – Создавать снежинки из воздуха не умею, предупреждаю сразу.
Аскольд тихо хмыкнул:
– Полагаю, вы должны уметь что-то вроде заморозки.
Он щелкнул ремнем безопасности и развернулся. Я посмотрела на тяжелую от крови повязку. Ну конечно. Если кровь не останавливается, к ране прикладывают холод.
– Это плохая идея.
– Ну почему же. Землю вы заморозили прекрасно.
– У вас рука отвалится, – мстительно пообещала я. – Окоченеет и отвалится. Я серьезно.
– На мне защита.
– Вы не знаете, что такое сила Зимней… – Я осеклась. В подставке завибрировал телефон, на экране высветилось «Татьяна. Заказ 1129».
По рукам поползли мурашки, добрались до шеи и замерли. Я хотела сказать, чтобы Аскольд поскорее взял трубку, но голос отказал.
Он нажал «Ответить».
– Приветствую.
Трубка молчала.
– Вы меня слышите, Татьяна?
– Да, – ответил женский голос. И по этому «да» я все поняла до того, как прозвучали следующие слова: – Толечку увезли.
На несколько бесконечных мгновений в машине воцарилась тягучая тишина.
– Я сожалею, – наконец сказал Аскольд. Хоть в его голосе звучало участие, лицо осталось пустым. Черные глаза продолжали зорко следить за теми, кто выходил с кладбища. – Он хотел уйти от вас к другой женщине.
– Да, – покорно согласилась Татьяна.
– Мы ему помешали.
– Да.
– Это было правильно.
– Я знаю.
– Всего доброго, Татьяна. Берегите себя.
Он отключился. Молчание стало таким густым, что можно было потрогать его пальцем. Наконец, чувствуя в груди тяжесть размером с айсберг, я произнесла:
– Давайте сюда свой порез, господин маг. Я покажу вам, что такое сила Зимней Девы.
Я шагала вдоль могил, стараясь ставить ноги туда, где посуше. Толку от этого было немного: Архиповское залило, и без того вечно сырая земля превратилась в кашу. Дорогу я разбирала с трудом, кутаясь в пальто и по привычке натягивая рукава на кончики пальцев. Холодно мне не было.
Мне было страшно.
Впервые с того дня, как погиб Тёма, я осознанно призвала силу Зимней Девы. И она пришла, одарив меня давно забытым чувством защищенности. Защищенности и власти. В какой-то момент я прямо хотела этого. Проучить его. Сделать с Аскольдом то, что однажды сделала с Антоном, когда тот напился и наехал на меня из-за Вани.
Сила встрепенулась в ответ на кровожадное желание, обрадовалась мне, как старой подруге, влажно лизнула изнутри. Взяв чернокнижника ледяными пальцами за кровоточащее запястье, я собиралась сделать так, чтобы он прочувствовал всю беспощадность стужи. В этот раз холод не причинил мне боли. Он был моим продолжением. Моей волей.
Поравнявшись с Пандорой, я на автомате ей кивнула. Касаться не стала – мне казалось, я заморожу первый же предмет, к которому прикоснусь. А Пандора нам еще пригодится.
– Вот ты где! – раздался позади кряхтящий голос, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Если бы не золоченый крест на груди, вряд ли кто признал бы в Лексеиче священника: кепка сдвинута набок, глаза по-лисьи щурятся из-под седой челки, синий костюм с надписью «Адидас» обтягивает круглый живот.
– Как оно? – спросил Лексеич, прищелкнув языком под белыми усами.
Парень, с которым я спала, оказался сволочью. Я стала свидетелем черного обряда и чуть не покалечила человека. Ко мне вернулась сила страшнее ядерного оружия.
– Все отлично, – надеясь, что голос не звучит фальшиво, бодро ответила я. – Иду к тебе помогать с клиенткой. Где она, кстати?
Лексеич с досадой отмахнулся.
– Ай! Ушла. Другое кладбище ей подавай, поопрятнее. А где у нас неопрятно? Ты вон как стараешься! Все могилки прибраны! У меня тут, кстати, еще списочек… – Он занырнул ладонью в карман.
Я достала блокнот:
– Пишу.
– Ага… Оплатили седьмую в третьем секторе. Агафья Петровна, царствие ей небесное. Померла десять лет назад, а тут – нате, внук объявился. В пятом секторе Михаил Сергеич, друг мой давний, надо его прибрать к зиме. И в новом секторе еще оплатили могилку. Как же ее… Настасья, новопреставленная раба Божия. – Он перекрестился. – Пусть земля ей будет пухом.
– Записала.
– И распоряжение свыше. Дождались, слава тебе господи! Всех чернушников гнать в шею! Чтобы не было больше никакого… никаких гадостей. Сколько можно Бога гневить, в самом деле! Этого вот, с бородкой, особенно. – Лексеич скривился. – Чтобы духу его здесь не было!