Я кивнула.
Стулья у Лексеича оказались на удивление удобными, будто были сделаны специально под меня. Пока он расставлял чашки, телефон ожил. На экране высветилось сообщение от Вани: «Он в порядке». Я почувствовала, как расслабляются плечи, живот, который я, оказывается, все это время напрягала. Откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.
– Дочка, ты чего? – Лексеич заглянул мне в лицо своими внимательными, все подмечающими глазами.
Я покачала головой.
Затрезвонил телефон. Антон. Мышцы живота тут же собрались обратно в тугую пружину. Все-таки Ваня проболтался.
– Он тебя обидел, что ли? – Лексеич склонил голову в сторону мобильника.
Я перевернула телефон экраном вниз. Глотнула ароматный чай.
– Это я его обидела. А он не может меня простить.
– «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим», – задумчиво процитировал Лексеич. – Раскаяться нужно, искренне, от сердца. Тогда и прощение придет. Ничего. Помиритесь, дело молодое…
– Угу, – сообщила я чашке. – В общем, по поводу разметки…
Я вышла от Лексеича через добрых двадцать минут. От Антона было три пропущенных и ни одного сообщения. Пробираясь домой через тускло освещенный двор, я чувствовала себя последней дурой. Сначала подняла на уши, теперь не беру трубку. А что я ему скажу? «Ко мне вернулась сила Зимней Девы»? «Мне подкинули букет из сухих цветов, и к одному пришпилен мертвый мотылек»?
«Я боюсь, что Дарина начнет с тебя».
Я закрыла дверь, пытаясь унять редкие подергивания пальцев и с ходу нашаривая выключатель. Под потолком вспыхнул тусклый свет. Букет немой угрозой лежал на пороге. Если не знаешь – обязательно наступишь. Кто-то хотел, чтобы я об него споткнулась. Хотел, чтобы испугалась – и, как сейчас, замерла, пытаясь решить, что делать дальше.
Взгляд упал на разобранную кровать. Может быть, Лёша что-то знает о Дарине? Нет, ему я точно не буду звонить. Я вытащила телефон из кармана. «Дело молодое». Как же.
– Антон?
– Что случилось, Вера? – Судя по шуму машин на заднем фоне, он шел по улице. – Ты зачем ко мне Ваньку отправила?
Липкая прохлада, как шарик мороженого, провалилась в желудок.
«Мне подкинули сухой букет».
Ну да. И поэтому я так психую.
– Я нашла у себя на пороге сухой букет, – все-таки сказала я. – Подумала, что это от Дарины. Что она… – «Охотится на нас». – …узнала правду.
На том конце повисло молчание. Я слышала размеренное дыхание, уверенные шаги по асфальту и почти видела, как Антон трет переносицу указательным пальцем.
– Почему ты так думаешь? – наконец спросил он.
Действительно. Мало ли людей собирает сухие букеты с вкраплением осенних листьев и пришпиливает к ним дохлых мотыльков?
– Какие-нибудь твои поклонники не могли залезть в дом?
– Мои кто?..
– Не знаю. Ты же на кладбище живешь. Мало ли… Кто-то пошутил. Записка есть?
Ага. Очень выразительная.
– Мотылек, пришпиленный к розе, – нехотя отозвалась я. – Иглой.
– Иглу не трогай, – велел Антон. Шаги в трубке замерли, шум дороги стих. – Все записи Юля при мне уничтожила. Она единственная, кто, кроме нас, знает, что произошло. Зачем ей рассказывать сейчас?
Затем, что я спала с Лёшей, например.
– Верно, – быстро согласилась я. – Ладно. Извини, что побеспокоила. Пойду работать.
– Ага, – отозвался Антон. Голос его показался мне уставшим. – Слушай…
– Мне пора. Пока. – Я нажала на сброс раньше, чем он успел попрощаться, и вгляделась в черноту за окном.
Луна спряталась за облаками, и на меня смотрела замученная девушка с глазами-блюдцами. Неудивительно, что Лексеич все время предлагает мне помощь. Я похожа на привидение.
Я дотопала до комода и выдвинула нижний ящик. Нужно поменять белье – не спать же на том, что еще хранит Лёшин запах. Нужно разобраться с вернувшейся силой. Принять ее? Как будто я это уже не сделала, пригрозив Аскольду ампутацией…
А еще нужно разобраться с букетом, найти новые заказы, заплатить за комнату через две недели, поменять замок. Хотя какой смысл? Можно подумать, тот, кто его взломал, не справится с новым.
Вместе со стопкой светло-бирюзового комплекта белья я достала закупоренную бутылку вина. В углу ящика лежало сложенное вчетверо письмо с потрепанными краями. Секунду подумав, я захватила и его тоже. За эти два года я выучила его уже наизусть – и все равно иногда перечитывала.
Ну что, Лестер, гулять так гулять? Ночь будет длинная…
Утром я проснулся рано. Ванька еще спал. Даже кошки, похоже, дрыхли. Я поднялся и, размяв шею, тихо прошел на кухню. Солнце уже светило вовсю, хотя на часах не было и семи. Я достал из верхнего шкафчика банку с гречкой, из стопки под телевизором – лист бумаги. Прислушался: вроде все спят.