– Я вас не обвиняю.
– Вы спорите со всем, что я предлагаю. Я лишь сказал, что вам нужна подходящая случаю одежда.
Сложив руки на груди, я уставилась на горящую неоном вывеску «Темная Персефона». Судя по наглухо закрытой железной двери, мы приехали рано. Стрелка на часах в приборной панели не доползла еще даже до девяти.
– Я не надену то, что вы нашли.
Аскольд выключил планшет и убрал в бардачок из светлой кожи.
– Это ассортимент ближайшего магазина, который еще открыт.
– Это секс-шоп!
Аскольд вздохнул – серебряный крест блеснул в тусклом свете единственного фонаря. Лицо его казалось гипсовой маской.
– Там все кожаное. И короткое, – проворчала я уже спокойнее.
– А вы не на утренник идете, – устало отозвался он. Что-то было в его голосе от Фроси, когда та просила Милану замолчать.
Аскольд снова достал планшет и начал пролистывать страницы сайта.
– Что-то вы сами не торопитесь переодеваться, – буркнула я.
– Мне нет нужды.
– Это почему?
– Я мужчина.
Я развернулась, чтобы сообщить ему, в каком веке мы живем, но осеклась. Аскольд уменьшил пальцами изображения танцовщиц на экране и накрыл их ладонью. Глаза его закрылись, веки затрепетали.
Кому я собралась что рассказывать? Человеку, который расставляет перевернутые свечи по краю могилы и говорит «Я весь внимание»? Просто войду с ним в клуб и отправлюсь искать Смотрящего. В своей обычной одежде.
– Что вы делаете? – через минуту все-таки спросила я, наблюдая, как над планшетом подрагивают длинные пальцы.
– Женщина в положении носит в себе две души, – не открывая глаз, объяснил чернокнижник. – Проще выяснить на берегу, кто из них…
Он умолк. В салоне стало так тихо, что слышно было, как за окном накрапывает дождь.
– А вы не можете просто почувствовать ее? Как меня тогда рядом со студией.
Аскольд открыл глаза и поймал мой взгляд. На секунду в сознании расплылась ватная чернота, холодная и густая, как безлунное небо.
– Эту девушку я никогда не видел. А вас изучил. Я знал, на что похожа ваша сила.
– И на что же?
– На морозный январский день, – ответил Аскольд медленно, словно ему трудно давались слова. – Один из череды многих. Когда все уехали кататься на лыжах, а ты один сидишь перед окном и чертишь узоры на заиндевевшем стекле. И знаешь, что никто к тебе не придет.
На мгновение за гипсовой маской проступила смесь грусти и одиночества. Он знал, что я их увижу, – и просто позволял смотреть.
– И часто вас оставляли в детстве? – спросила я, хотя понятия не имела, зачем мне эта информация.
– Достаточно.
Аскольд вернулся к планшету, но почти сразу выключил.
– Ничего не чувствую.
– Ее там нет? – забеспокоилась я.
Вдруг она больше не работает? Сейчас сентябрь – чтобы родить к марту, Весна уже должна быть беременна…
Тонкие губы вытянулись в недовольную линию.
– Это мы узнаем только внутри.
Я откинулась на спинку кресла. Про Смотрящего я ему ничего не сказала. Аскольд думал, что мы приехали знакомиться с Весенней Девой, и только пять минут назад узнал, что я не в курсе, кто она. И сразу принялся цепляться к моему внешнему виду.
– Извините. Надо было сказать правду.
– Не страшно. Сориентируемся внутри. Нужно составить план. Во-первых, обращаться друг к другу будем на «ты».
Я с трудом сдержала смешок. В очередной раз проверила почту в телефоне – пусто – и взялась за ручку дверцы.
– Обязательно. Можем идти?
Цепкие пальцы придержали меня за локоть.
– Рано.
– Почему?
– Смотрите.
Я посмотрела туда, куда он указывал. К дверям потянулись первые посетители – офисные работники в черных брюках и дутых пуховиках, приверженцы спортивного стиля в джинсах и кроссовках. Почти сразу под желтой вывеской появился широкоплечий парень в футболке, которая норовила лопнуть на накачанном теле. Хоть последний раз я и видела его два года назад, узнала сразу: это был второй Смотрящий.
По позвоночнику пробежал холодок. Вот оно. Сейчас. Сейчас я скажу ему, что мне не нужна сила, и…
– Я надеюсь, вам уже исполнилось восемнадцать? – вдруг спросил Аскольд.
Я фыркнула:
– Да вы издеваетесь, что ли?! – Не дожидаясь, пока он задаст еще какой-нибудь очень-важный-вопрос, я выбралась под мелкую морось и хлопнула дверцей. – Зануда.
Я корпел над домашкой, когда Ванька, натыкаясь на предметы, завалился на кухню.
– Кофе?.. – протянул он вопросительно.
За ним притопала взъерошенная со сна Бублик. Как она к нам прибилась, я толком не понял. Просто в один день к двум мискам на полу добавилась третья, а Ванька сказал, что Масе нужна новая компания – Сметану она теперь боится. Бублик была похожа на всклокоченный шар, сворачивалась на коленях у первого, кто попадался ей на пути, и начинала сопеть, как паровоз. Я повсюду находил ее рыжую шерсть – даже у себя на подушке.