Аскольд задумчиво разглядывал меня.
– Что стало с тем, кто столкнул вас?
– Ничего. – Я прикрыла глаза. Алкоголь ударил в голову, но мне уже было все равно. – С ним все в порядке.
– Он не?..
– С ним все в порядке, – повторила я, привычным жестом накрывая место в груди, где Эдгар когда-то соединился с моей душой.
– А почему вы хотели избавиться от силы? – негромко продолжал спрашивать чернокнижник.
– Если вы не заметили, я могу случайно кого-нибудь убить.
– Это повод научиться контролировать силу, а не избавляться от нее.
Мужчина за соседним столиком что-то засунул в необъятное декольте своей дамы. Я придвинулась к Аскольду так близко, что наши колени почти соприкоснулись.
– Вы вот как свою силу получили, господин маг? – едко поинтересовалась я, вглядываясь в глаза, у которых радужка почти сливалась со зрачком. – По своей воле?
– По своей, – невозмутимо ответил тот.
– А ко мне ночью заявилась старуха, поцеловала и умерла. И если бы я после этого просто воду могла заморозить или чай… – Не договорив, я замолчала.
Музыка по-прежнему текла по залу, заполняя пространство, но к ней, к обрывкам тихих фраз вокруг добавилось что-то еще. Я вдруг услышала, как гулко и трепетно стучит в груди напротив усталое, однажды уже перезапущенное сердце. Сила, что дремала во мне, встрепенулась и медленно, почти ласково ощупывала это сердце, обволакивая собой, как удав попавшую в его смертельные кольца птичку. Аскольд не пошевелился. Ничего не сказал. Но я знала, что он почувствовал.
– Ты это… – путаясь в словах, пробормотала я, на всякий случай пряча руки под мышки, – проследи, чтобы я тебя случайно не убила.
Когда зал заполнился настолько, что за каждым столиком сидело уже по три или четыре гостя, музыка затихла. Звучный мужской голос из динамиков попросил всех выключить телефоны, и шоу началось.
Одна за другой на сцену выплывали полуобнаженные, сияющие гладкой кожей с блестками девушки – все как одна грациозные и тонкие, с отточенными движениями профессиональных танцовщиц. Это, похоже, и были профессиональные танцовщицы – иначе не объяснить их разнообразные, необычные, поставленные словно специально для сцены танцы.
После каждого выступления я склонялась к Аскольду над стаканами – его нетронутым и моим почти пустым – и спрашивала: «Это она?» – и каждый раз он качал головой. Я уже готова была спьяну вернуться к Смотрящему и спросить напрямую, но тут свет в зале полностью погас и мужской голос объявил:
– А теперь, господа, встречайте: «Танец Темной Персефоны».
Шепчущая музыка, больше похожая на бормотание шамана, поползла из углов, приподнимая волоски на коже. Бормотания множились и нарастали, превращаясь в неясный говор, и наконец в них вплелась мелодия – сперва едва различимая, потом все более ритмичная. В зале зажглись пятна света. Три босые девушки в черных шелковых балахонах по-змеиному двигались вдоль столов к сцене. Воздух наполнился ароматом черемухи и прохладой, будто откуда-то потянуло свежим бризом.
– Чувствуешь? – Я нашла в темноте руку Аскольда и сжала.
– Да.
Когда света стало больше, девушки уже стояли у сцены без балахонов. Все они были худыми, с голыми, блестящими от масла животами и пышными, спущенными почти на самые бедра многоцветными юбками. Грудь их покрывали одинаковые узкие полоски ткани, длинные черные волосы обрамляли изящные тела. Более подходящее воплощение образа «Темной Персефоны» трудно было себе представить.
Музыка на мгновение стихла. Потом перешла на второй круг, и снова шепотки и бормотания затанцевали у меня по коже, а ритм, похожий на ритм сердца, подхватили три удивительно пластичных тела. Девушки выгибали плечи, локти и кисти так, словно в них вообще не было костей. Все они были тонкие, томные, с острыми хищными ногтями, накладными ресницами и неестественно яркими глазами: зелеными, синими и алыми, как кровавый закат.
Мой взгляд метался от одной к другой. Какая из них? Которая беременна? Вроде бы живота ни у кого не видно. Может, настоящая Весна где-то в зале, а эти просто отвлекают внимание?
– Которая из них?.. – шепнула я Аскольду. – Они все такие… – На языке крутилось слово «небеременные», но я сказала только: —…худые.
Аскольд задумчиво переводил взгляд с одной девушки на другую, поглаживая бородку, и по его лицу было непонятно: они ему нравятся или он размышляет, какая лучше подойдет на роль ритуальной жертвы.
– Полагаю, та, что больше всех боится, – наконец сказал он. – Если не ошибаюсь, боится она за свое дитя.