– Я провалила ЕГЭ и теперь буду до скончания века убирать могилы, – призналась я.
Лёша хмыкнул.
– У меня круче: я провалил экзамены в консерваторию после семи лет музыкальной школы. Мать выгнала меня из дома. А я сел на поезд и уехал в Москву.
Я чуть не поперхнулась. Лёша и консерватория? Я бы еще поняла цирковое училище.
– Очень жаль.
Он пожал плечами.
– А это не важно, жаль тебе или нет, котька. Ты либо идешь дальше, либо дохнешь. Вот и вся философия.
Я медленно прожевала очередную сушину.
– А сейчас ты кем работаешь?
– Таргетологом. Помогаю людям рекламировать их товары в интернете. Знаешь… Все думают, что тебе обязательно надо кем-то стать. Получить профессию. Состояться в жизни. – Он говорил, не отрывая внимательного взгляда от моих губ. – А это неправда. Можно просто зарабатывать деньги и получать удовольствие. И вообще делать все, что хочешь. Не думая о последствиях.
– И чего ты сейчас хочешь? – спросила я, а сама отстраненно подумала: я знаю, что он ответит. Так на меня когда-то смотрел Эдгар. Потом Тёма. А потом – однажды – Антон.
Лёша помолчал пару мгновений.
– Поцеловать тебя, – наконец ответил он в абсолютной тишине.
Глава 10
Кряхтя и покашливая, автобус добрался до кладбища. После дождя воздух был по-зимнему стылый. В небе толпились темные облака, и невозможно было понять: это они закрыли солнце или оно уже село. Ильинична прятала вазы с куцыми бутонами обратно в киоск. От главных ворот тянулась вереница посетителей с отрешенными лицами.
Недалеко от киоска я заметила знакомый трейлер с навесом. Ваня? Но сегодня же суббота. Надеясь, что в лице у меня не отражается вселенская скорбь, я зашагала к стойке с вывеской «Кофе и сэндвичи».
– Привет!
Ваня поднял глаза. Темные локоны выбились из-под желтой кепки, поверх куртки был повязан фартук с круглобоким смайликом.
– Здоро2во!
– Ты же вроде обычно по воскресеньям приезжаешь?
– Ага. – Он вытер руки о фартук и вышел из трейлера. – Ты домой? Проводить тебя?
Я внимательнее вгляделась в лицо с веснушками. Если бы не седые пряди и не притаившаяся в глазах тоска человека, однажды встретившего смерть, Ваня вполне бы выглядел на свой юный возраст.
– А ты можешь оставить точку?
Он похлопал по сумке на поясе.
– Выручка у меня тут. Бутеры все равно все съели. А так, если что, Тамара Ильинична приглядит… – Он послал цветочнице взгляд, достойный тоскующего Ромео.
Та беззубо улыбнулась и показала большой палец.
Мы побрели по главной аллее кладбища в сторону церкви. Ваня был на полторы головы меня выше, длинноногий и долговязый, и к моим шагам ему явно приходилось примериваться.
– Так почему ты приехал сегодня?
– Не спрашивай.
– Уже спросила.
Мы поравнялись с Пандорой, и я с ужасом вспомнила, что именно здесь, на многовековой могиле купца Калашникова, поднялась на цыпочки и легко коснулась губами губ Аскольда. Из-за его усов было щекотно. И очень странно.
– …курсы аж до конца весны, я просто офигеваю.
– А? – Я остановилась. – Какие курсы?
Это ничего не значит. Я была пьяна. Мне даже не понравилось.
– Я же сказал: по подготовке к ЕГЭ.
– Круто! – Я прибавила шагу, торопясь оставить Пандору позади.
Ваня припустил следом.
– Круто? Ты что, реально не слушаешь?!
А еще Аскольд оказался сильнее, чем я думала. Я почти повисла на нем, замерев на носочках, а он неожиданно твердой рукой обхватил меня поперек спины, не давая упасть.
– Тоха хочет, чтобы я туда полгода отходил, сдал ЕГЭ и поступил в этот гребаный институт. На фига оно мне надо? Я и так нормально зарабатываю.
…А потом он свободной рукой провел по моим волосам. И это было так… так…
– Отвратительно! – в сердцах выпалила я, чувствуя, как краска заливает щеки. – Просто отвратительно, что он решает за тебя.
– Вот! Я и говорю! Хоть кто-то меня понимает! – От полноты чувств Ваня несколько раз взмахнул руками. – А диплом пусть свой хоть в рамочку вешает, когда сам доучится.
Мы обогнули сектор старых захоронений. Отсюда было видно крыльцо с почерневшей от времени крышей. Ваня вытянул шею, словно что-то высматривал. Я проследила за его взглядом – под навесной крышей соединялись деревянные балки. Вроде ничего необычного. Белые доски с потрескавшейся краской, темный след от осиного гнезда, которое еле отодрали летом.