– Я и так…
– Вера, – я дождался, пока она поднимет на меня глаза, – хуже успеешь сделать всегда. Пойду посмотрю, что наверху. Можешь пока в душ сходить, если хочешь.
По ступенькам пришлось забираться осторожно. Те жалобно поскрипывали под моим весом, пока я поднимался с Миланой на руках. Дверь на второй этаж была без ручки, совсем хлипкая. А вот спальня оказалась на удивление уютной – с печкой в углу, широкой кроватью и креслом-качалкой. Похоже, спать нам придется всем вместе.
Я положил Милану на середину кровати и накрыл шерстяным одеялом – на вид вроде нормальное. Подоткнул с двух сторон подушками, если будет вертеться. Проверил окна – все закрыты, смотрят в одну сторону, на восток. Значит, надо как следует зашторить, иначе солнце с утра разбудит.
Я принес с кухни дров, растопил печь, переоделся в чистое, а Вера так и не появлялась. Какое-то время снизу слышно было плеск воды, но потом все затихло.
Я спустился. Где тут эта, с позволения сказать, уборная? Дверь в нее оказалась грубо сколоченной из досок разной длины. При желании можно было без труда заглянуть в щелку между ними и потолком.
– Вера? – Ноль ответа. – Ты там?
Может, вышла на улицу?
Я сделал пару шагов к двери, но остановился. Чутье никогда меня не обманывало, а оно мне говорило: Вера в ванной. И с ней что-то неладно. Затихшая на пару часов тревога, склизкая, как дохлая рыба, вернулась под ребра.
– Я сейчас открою дверь, – громко сказал я. – Имей в виду.
Ничего не произошло.
– Надеюсь, ты одета.
Я несильно толкнул дверь плечом. Та не поддалась – видно, изнутри была на защелке. Ничего, и не такие, бывало… Я отошел на пару шагов и выбил доски ударом.
Вера сидела на дне корыта с водой. Голая. Локти на коленях, руки уперлись в лоб. Взгляд замер. Волосы на плечах, кончики плывут по воде, как мертвые травинки. На впалых щеках дорожки высохших слез.
Я сам не понял, как оказался рядом. Как вытащил ее, закутав в полотенце – оно лежало тут же, на полу. Вера была ледяная и как будто неживая, хотя глаза ее оставались открытыми и на шее бился пульс. Хрупкая, невозможно худая, с безжизненно повисшими вдоль тела руками.
Дарина все-таки добралась до нее?
– Что-то увидела? Услышала? Что? – Я растирал ей плечи, руки, заглядывал в глаза, проверяя реакцию зрачков. Вроде реагировали – она следила за моими движениями. – Тебя ранили?
Вера медленно покачала головой.
Футболка у меня на груди пропиталась влагой. Она морозила сама себя. Или уж я не знаю что делала, но кожа у нее на ощупь была как сосулька.
– Я… – прошептала она.
– Что? – Я наклонился совсем близко, невольно замечая: под губой у нее крошечный шрам, а кожу покрывают прозрачные тонкие волоски.
– Я проиграла.
– Почему? Нет.
Губы у нее двигались, а зрачки – нет. Глаза оставались мертвыми, и это было почти так же страшно, как моменты после боя, когда раненые смотрят в небо, готовясь отдать Богу душу.
– Я проиграла, – глухо повторила Вера. Пришлось склониться к самым ее губам, чтобы расслышать. – Когда Хельга появилась в моей квартире. Я уже тогда проиграла.
Я сжал ее крепче.
– Тихо.
– Лучше бы Эдгар убил меня в той усадьбе… Он же хотел. Помнишь?
Перед глазами встала картинка: темнота заброшенной усадьбы, свет луны сквозь доски полуразрушенной крыши, странное существо на открытой площадке второго этажа. Какой-то голем. Вроде и человек, но точно вылепленный из глины. И этот человек держал Веру за горло.
– Но он тебя не убил, – тоже шепотом возразил я. – И никто не убьет.
Она снова опустила веки. Уголок губ дрогнул в подобии улыбки.
– Тут такая же лестница.
– С лестницей все нормально. Я только что ходил. Крепкая.
Она не отвечала.
– Послушай. Все Девы отдают силу спустя какое-то время. Вон, Фрося поцеловала девушку, и все получилось.
Вера продолжала отрешенно улыбаться.
– Давай-ка… А то простудишься.
Я стал дальше растирать ее, стараясь не смотреть на голый живот и то, что ниже. Куда тебя, Тоха?.. Соберись. Я ткнулся лбом ей в висок. Застыл на мгновение, вдыхая холод вместе с запахом влажных волос.
– Я никогда не дам тебя в обиду.
Невысказанное комом встало у горла. Что же ты делаешь… Я удобнее перехватил ее под спину и поднялся. Но после пары шагов замер. Одно дело идти по лестнице с Миланой, а двоих взрослых она и впрямь не выдержит.
– Можешь идти сама?
Вера отвернулась:
– Я туда не пойду.
– Я буду тебя держать.
– Нет…
Я развернул ее к себе за плечи. Заставил посмотреть на себя.
– Я же сказал: я буду тебя держать.