– Помнишь Миртл Даннедж? Уехала из города еще девчонкой, когда…
– Помню, – отозвался Тедди.
– Вчера она целыми тачками вывозила мусор на свалку.
– Ты с ней разговаривала?
– Она не желает ни с кем разговаривать. – Мэй снова взялась за белье.
– Еще бы. – Тедди задержал взгляд на вершине холма.
– Симпатичная девушка, только, говорю же, держится особняком.
– Я слышал, что ты сказала, мам. Она тоже с приветом?
– Да нет.
– Ну, мамаша-то у нее чокнутая.
– Хорошо, что мне больше не надо таскать наверх еду. Я и без того надрываюсь. Сынок, принесешь нам к ужину кролика?
Тедди встал, засунул большие пальцы в шлевки серых саржевых брюк и слегка подался вперед, словно собираясь уходить. Мэй знала: он принимает такую позу, когда что-то обдумывает.
Элизабет и Мэри отжали простыню, скрутив ее между собой, как толстую сливочную тянучку. Маргарет забрала простыню у сестер и плюхнула в плетеную корзину.
– Опять фрикасе из кролика? Не хочу-у… – жалобно прохныкала девочка.
– Хорошо, принцесса Маргарита, – фыркнула Мэй, – может, твоему брату посчастливится раздобыть фазана и трюфелей – там, на пустыре. А не желаете оленины?
– Я бы не отказалась, – вздохнула Маргарет.
Тедди вышел из фургона с винтовкой двадцать второго калибра за плечом. Поймал за грядками парочку гладких хорьков, посадил их в клетку и отправился на охоту в компании трех бойких джек-рассел-терьеров.
Потрескивание огня в камине и дробный топот опоссума на крыше разбудили Молли Даннедж. Держась за стены, она добрела до кухни. Худенькая девушка опять крутилась возле печи – размешивала в кастрюле отраву. Молли опустилась в ветхое кресло у огня, девушка протянула ей тарелку каши. Старуха упрямо отвернула голову.
– Еда не отравлена, – сказала девушка. – Все это ели.
Молли обвела взглядом комнату: никого.
– Что ты сделала с моими друзьями? – подозрительно осведомилась она.
– Они поели и ушли, – улыбнулась Тилли. – Сейчас дома только мы с тобой, мама.
– Долго ты здесь пробудешь?
– Пока не решу уехать.
– Тут нечего делать.
– Как и везде. – Тилли поставила тарелку на стол перед матерью.
Молли зачерпнула кашу и спросила:
– Зачем ты вернулась?
– Хочу тишины и покоя, – просто ответила Тилли.
– Черта с два! – заявила старуха и метнула содержимое ложки в дочь.
Горячая каша, точно расплавленная смола, обожгла руку Тилли. На коже вздулся волдырь.
Тилли закрыла рот и нос платком, завязанным сзади; поверх широкополой соломенной шляпы натянула мешок из-под лука и присборила его на шее с помощью шнурка. Брючины засунула в носки и, толкая перед собой пустую тачку, двинулась вниз по склону. На свалке Тилли спустилась в мусорную яму и стала копаться в зловонных остатках пищи и размокших газетах. Над ее головой роились мухи. Пытаясь вытащить из кучи инвалидную коляску, наполовину зарытую среди отбросов, она вдруг услышала мужской голос:
– У нас дома есть точно такая же, причем исправная. Можешь ее взять.
Тилли подняла глаза. У ног говорившего, навострив уши, сидели три мелких пса коричнево-белой расцветки. Парень держал клетку, в которой извивались хорьки, на одном плече у него висело ружье, а через другое была перекинута связка из трех убитых кроликов. Жилистый, не очень высокий, кепка сдвинута на макушку.
– Я – Тед Максуини, а ты – Миртл Даннедж, да? – Он улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
– Откуда ты знаешь?
– Я много чего знаю.
– Мэй, твоя мать, заходила к Молли, верно?
– Ну да, бывало.
– Передай ей спасибо. – Тилли зарылась глубже, разбрасывая в стороны банки из-под консервированных фруктов, кукольные головы и гнутые велосипедные колеса.
– Сама передашь, когда придешь за коляской, – невозмутимо произнес Тед.
Тилли продолжала раскопки.
– Вылезай оттуда, – предложил Тед и добавил: – Конечно, если хочешь.
Тилли разогнулась и вздохнула, рукой отогнав от лица мух. Она начала карабкаться по дальнему склону свалки, как раз рядом с канавой, куда глава семьи Максуини сливал ночные горшки. Тед обошел вокруг и к тому моменту, когда Тилли добралась до верха, уже стоял там. Она выпрямилась, подняла голову и от неожиданности потеряла равновесие. Тед схватил ее, удержал на месте. Оба заглянули в канаву, где булькала бурая жижа. Тилли высвободилась из его объятий.