После этого я вышла. В приемной нас встретила секретарша. Мне показалось, что она подслушивала под дверью. Лицо ее выражало осуждение. Естественно, осуждала она Кускова. Тот отмахнулся от ее взгляда и прошел к лифту.
– Не расстраивайтесь, – коснувшись его плеча, произнесла я. – Возможно, он еще передумает.
– А если нет? Мне-то что делать прикажете? Пули ждать? – обреченно проговорил Кусков. – Ходить и озираться, не затаился ли за углом наш шутник с пистолетом?
– Вы можете отказаться охранять Вдовина, – предложила я.
– Угу, и остаться без средств к существованию? – хмыкнул Андрей.
– Ну, на Вдовине свет клином не сошелся, – возразила я.
– Может, и так. Только после того, как я его оставлю, меня ни в одно приличное место охранником не возьмут. Кому нужен трусливый охранник? Разве что в супермаркет, авоськи старичков трясти да шпану за руку ловить, когда они шоколадный батончик за тридцатку стырят.
На крыльце мы еще какое-то время постояли, расстроенные неудачей. Кусков вернул мне записку, сказав, что ему она теперь без надобности. Я положила ее обратно в сумочку, попрощалась и уехала. Когда я отъезжала от здания, Кусков все еще стоял на крыльце, размышляя над своей безрадостной судьбой.
Следующие три дня я потратила на то, чтобы выкинуть из головы историю с записками. Но, как ни старалась, удавалось мне это с трудом. Чем бы я ни занималась, мысли поневоле возвращались к злополучному шутнику. Что ему нужно от Вдовина? Чего он хочет добиться своими посланиями? Денег? Тогда почему не заявит об этом в открытую? И как он собирается заставить Вдовина выполнить свои требования, если даже не выдвигает их? Верни то, что задолжал. Хорошенькое дело. Как Вдовин должен сделать это, если даже не знает, кому вернуть должок? Или речь идет не о деньгах? Тогда о чем? Просто голова кругом. Одни вопросительные знаки и ни одного конкретного предположения.
За это время я ни разу не позвонила Вдовину. Да и чего ради? Он четко дал понять, что в услугах моих не нуждается. Не навязываться же ему в самом деле! Кусков тоже не проявлялся. Только Николай Емельянович сделал робкую попытку принести извинения за напрасное беспокойство, передав с посыльным обещанные пятьсот долларов. Моя подруга Светка вовсю крутила роман с помощником режиссера, неизвестно по каким причинам задержавшимся в Тарасове, в то время как вся съемочная группа в полном составе отбыла в столицу. Благодаря этому я была предоставлена самой себе и у меня было до омерзения много свободного времени. Как назло, на горизонте не вырисовывался ни один клиент, обремененный деньгами и личными проблемами. Вот и получалось, что заняться мне было абсолютно нечем, кроме как размышлять над мотивами, заставившими шутника подбрасывать записки директору Химкомбината.
На четвертые сутки, когда степень моего неудовлетворенного любопытства дошла до крайнего предела, позвонил Кусков.
– Началось, – произнес он одно-единственное слово, и в трубке повисло тягостное молчание.
– Ну, – в нетерпении поторопила я его. – Выкладывайте, что началось?
– Похоже, наш шутник начал действовать, – пояснил Кусков. – Вчера со стоянки при комбинате угнали машину Петра Аркадьевича.
– Да ну, – только и смогла проговорить я.
– Ну да, – «лаконично» ответил Кусков и снова замолчал.
– Подробности, – потребовала я.
– Помните, вы предупреждали Петра Аркадьевича, чтобы он внимательнее следил за своей машиной? Так вот, ваше предсказание сбылось. Вчера Петр Аркадьевич приехал в офис на личном авто. Машина простояла на стоянке возле входа целый день, а когда он, как всегда, собрался прокатиться по окрестностям, то не обнаружил ее на привычном месте. Машина испарилась. Ни охранники на вахте, ни сотрудники офиса не заметили, кто и когда увел машину, – прорвало Андрея. – Петр Аркадьевич рвет и мечет. Полиция разводит руками. А я снова оказался крайним.
– Вы-то тут при чем? – переспросила я.
– А ни при чем. Просто под горячую руку попал, напомнив содержание одной из записок, – сердито произнес он. – Я сказал Петру Аркадьевичу, что мы его предупреждали, что одними записками шутник не станет довольствоваться, а он отмахнулся от предупреждения. И вот результат. Но он, конечно, и слышать о записках не желает.
– Почему вы решили, что угон машины связан с записками? – отыскивая послание, на котором было изображено колесо, спросила я.
– А вы думаете по-другому? – удивился Кусков. – Мне казалось, что вы пришли к такому выводу раньше меня. Иначе зачем было предупреждать Петра Аркадьевича?