– Вот и я ему так сказал, а он – «не бери в голову, не бери в голову», – ворчливо признался Кусков.
– С тремя посланиями разобрались. Что с оставшимися двумя? – спросила я.
– Одну с почтой принесли. Прямо в приемную к Петру Аркадьевичу. А предпоследнюю мальчишка из рогатки выпустил. Догнать его, к сожалению, не удалось. Он на роликах был, улизнул. В толпе затерялся, – вяло проговорил Кусков.
– Где это произошло? Я имею в виду мальчишку, – пояснила я.
– Да недалеко от офиса. У нас на противоположной стороне парк, там парнишка и прогуливался. А когда Петр Аркадьевич в машину садился, он поближе подъехал, стрельнул комочком бумажным и был таков, – объяснил Кусков.
– Да уж, способы запугивания действительно странные. Наводит на мысль о розыгрыше, – протянула я. – Такую версию вы лично не рассматривали?
– Больно затянувшийся розыгрыш, – с сомнением в голосе произнес Кусков. – Кому это надо? Не первое апреля, в конце концов. Да и у Петра Аркадьевича давно уже нет таких приятелей, чтобы подобным образом развлекаться.
– Ладно. Подумаю, стоит ли ваше дело серьезного отношения, – заявила я, вставая. – Записки я у себя оставлю, если вы не возражаете. Как мне с вами связаться?
Кусков нацарапал номер телефона на клочке бумаги, протянул его мне и сказал:
– Звоните в любое время. Только сильно не затягивайте. Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего из этого розыгрыша не выйдет. А мне работу терять не хочется. Кто в случае чего под раздачу попадет? Естественно, я. Надеюсь, вам удастся убедить Петра Аркадьевича принять угрозы всерьез.
– Для начала мне бы самой в их серьезность поверить, – протянула я. – А то после вашего рассказа как-то особо страшно не стало. Бабульки, мальчишки, посыльные… Кто бы ни затеял игру с Вдовиным, на быструю реакцию он не рассчитывал.
Кусков тяжело вздохнул, поднялся со скамейки и, обреченно махнув рукой, не прощаясь, пошел прочь от кинотеатра. Я смотрела ему вслед, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Хоть я и сказала, что рассказ меня не впечатлил, на самом деле это было не совсем так. Что-то во всей этой истории меня зацепило. Я пока не могла сказать, что именно, но уже знала, что предстоящим вечером скучать мне не придется. Надо только придумать, как поскорее оказаться дома, не обидев при этом Светку. Свернув записки трубочкой, я пошла в кинотеатр.
С модной тусовки я ушла почти сразу после того, как вернулась в банкетный зал. Светка вовсю флиртовала со своим Никитой, поэтому известие о моем уходе восприняла благосклонно. Я не стала искушать судьбу и незамедлительно вызвала такси, которое и доставило меня прямо до подъезда. Часы показывали четверть десятого, когда я, вооружившись лупой и чашкой ароматного кофе, приступила к изучению посланий шутника, как, с легкой руки Кускова, я стала называть автора записок.
На первый взгляд впечатление складывалось такое, что кто-то не особо умный решил разыграть директора Химкомбината. Странные рисунки наводили на мысль, что рисовал их ребенок. Причем ребенок этот не особо преуспел в художественном творчестве. На каждом рисунке были изображены различные предметы. Принцип расположения их на листе бумаги понять было трудно. По крайней мере на данном этапе.
Послания были написаны на листах в клеточку. Размер листов и размер клетки позволяли предположить, что вырваны они из блокнота. Тетрадный лист имеет более крупную клетку, а ровный край с трех сторон не оставлял сомнений в том, что срезаны они механическим образом. Ножницами такой ровный срез ни за что не сделаешь. Особо много мне это не давало, так как никакого логотипа, какие обычно встречаются в блокнотах, изготовленных специально для определенных организаций, на листах не было. Однако логотип могли запросто срезать, если он располагался по верхнему краю листа.
Все рисунки были сделаны обычной шариковой ручкой. Явно не из дорогих, так как в нескольких местах ручка отказывалась писать, и ему приходилось прорисовывать по одному и тому же месту несколько раз. Так делают только тогда, когда требуется расписать ручку.
Если рисунки менялись, то угрожающая надпись повторялась слово в слово. Но и она не проливала свет на то, насколько серьезно настроен автор записок. Банальная фраза, явно позаимствованная из плохого гангстерского фильма. Что задолжал? Кому? И как должен вернуть? Непонятно. Сомнения в серьезности угроз вызывало и то обстоятельство, что записки приходят уже неделю, а никаких действий не предпринимается. Если уж кто-то решил угрожать, то должен на деле доказать, что ограничиваться писульками не намерен. А в жизни Петра Аркадьевича, насколько я знаю, ничего трагического за этот период не произошло. К чему тогда этот фарс? Шутка?