В это время из дома выбежала Раиса Антоновна и подбежала к Зине, обняла и стала успокаивать.
— Зина успокойся. Слава Богу, Тумиша жива.
— Где она? — уже сникшим голосом, утирая слезы, произнесла Зина.
— В доме, но она без сознания, надо врача.
— Где его взять сейчас? Пойдем, посмотрим, что с ней, — произнесла Зина и побежала в дом.
— Зина, ты пока побудь с ней, а я тут помогу. Надо мужчин перенести в дом.
Кроме основного дома, во дворе была небольшая отдельная комната, где Адлан любил уединяться и читать Коран, вот и решили перенести покойных туда. Ахмед поздоровался с Раисой и обессиленным голосом сказал:
— Сможешь помочь, Рая? Конечно, это дело рук мужчин, но мне одному не справиться.
— Конечно, конечно, о чем разговор, — не задумываясь, ответила Раиса.
Они занесли покойников в домик, Ахмед уложил обоих, как полагается по мусульманским канонам.
— Рая, — сказал Ахмед, — я бы мог сейчас ругать всех русских, но как видишь, я этого не делаю. Потому что у тех, кто здесь был, нет национальности. Они, я это видел собственными глазами, застрелили нашу русскую бабушку Елену, которой 70 лет. Обрати внимание, что я говорю «нашу». Мы всю жизнь жили здесь одной дружной семьей, вместе делили хлеб-соль…
— Да что ты говоришь? Не может быть, — прервав Ахмеда, не удержалась Раиса и со слезами произнесла, — ведь только вчера с ней виделись. О, Господи, что делается-то, ее-то за что? Я понимаю тебя Ахмед, точно одной семьей жили. Вот изверги. Не понимаю, родились ли они вообще от женщины. Господи!
— Да-да, — продолжил Ахмед, — это еще не все. Николай наш пошел навстречу с белым флагом, и тоже застрелили, хоть и русский. Мы со своей «половиной» чудом остались живы. Нас просто не заметили. Мы спрятались на мансарде, когда начали стрелять. Жаль, что не было камеры, чтобы все заснять на пленку и показать всему миру, что «военщина» тут творит, какой наводят «порядок», изверги. Мы все видели, как они входили в поселок, как стреляли. Те, которые у нас на южной стороне проверяли, только грабили, но никого не убили. А здесь смотри, что делается. Не щадили никого, ни женщин, ни детей, ни стариков. Знал бы, что все так обернется, хоть Рамзана бы спрятал. Как только они стали уходить, я сразу сюда. Зная вспыльчивый характер Адлана, я сразу почувствовал что-то не ладное. Единственная надежда была, что не тронут их семью из-за маленьких детей. Когда я перебегал дорогу, то они были в метрах ста от меня — быстро уходили. К счастью, никто не обернулся из этих извергов в камуфляжной форме. Почти в каждом дворе валяются трупы, только и слышны крики женщин и детей, но я не мог остановиться кому-то помочь — бежал сюда. Каким-то внутренним голосом я чувствовал, что с Адланом что-то не так, и, как говорят, словно в воду глядел.
Раиса Антоновна много всякого повидала в своей жизни: и годы войны, и выселение чеченцев. Какие только трудности не испытала, но чтобы чеченские мужчины так плакали, этого она никогда не видела. Глядя на Ахмеда, который дал волю своим чувствам, было видно, какую боль он переносит в данный момент. Слезы текли по его мужественным щекам. Это были слезы боли и отчаяния.
— Не думал, что здесь такая мясорубка, — только и произнес Ахмед, — не прощу себе, что отсиделся, как трус. Вот как тут не воевать? Как не отомстить этим бандитам за брата? Сколько можно этого терпеть? — одними вопросами возмущался он, вытирая слезы уже почти мокрым платочком. — Я должен был лежать рядом. Рамзана за что? Ведь совсем еще юнец… жизнь не успел повидать. Неужели не видно, что здесь мирные, ни в чем не повинные люди? О, Аллах! Дай нам терпения. В твои руки все отдаем! — взмолился он.
— Расул, прости меня, не сумели мы сберечь вас, — крепко обнимая племянника, рыдал он. — Не думал, что вас тут так терзают. Думал, что проверят документы и уйдут, как вчера. Знай я это, хоть одного из них, но уложил бы. Я, дурень старый, двустволку спрятал, — не мог успокоиться дядя, обнимая детей.
Военные ушли, и многие, кто чудом уцелел, начали ходить по дворам со словами утешения и соболезнования. Подводили итоги самой страшной и жестокой трагедии.
Как и Ахмед, во всем поселке все открыли ворота в знак всеобщего траура — тезета[7]. Сразу всех похоронить никак не получалось, убитых было много, в том числе дети, женщины, старики. Плакали и стар и млад. Эта была самая трагическая страница в памяти жителей поселка Новые Алды.
Тумиша то приходила в себя, спрашивала, где ее дети, и снова теряла сознание. Многие думали, что не выживет. Зина с Раисой ухаживали за ней, как могли. На третий день Тумиша открыла глаза и начала смотреть по сторонам. Девочки с Расулом стояли рядом у изголовья. Она ощущала такую слабость, что не могла даже приподняться.