Хотя их висело больше дюжины, они группировались так, что взгляд первым делом падал на черно-белое изображение мужчины, стоявшего спиной к фотоаппарату, но с повернутой в профиль головой, при этом его мокрые кожа и волосы контрастировали с черным как смоль фоном.
— Фотографии Томми удались.
Дебора подошла к нему:
— Ты правда так думаешь? Мне хотелось подчеркнуть его мускулы. И все-таки я не уверена… Света мало. Не знаю. То мне кажется, что получилось хорошо, а то хочется порвать ее в клочки.
Сент-Джеймс улыбнулся:
— Ты, как обычно, строга к себе.
— Да уж. И никогда не бываю довольна своей работой. Такая я.
— Мне нравится фотография. И твоему отцу наверняка понравилась бы. Пожалуй, привезем сюда Хелен, чтобы получить третье мнение. Тогда ты сможешь отпраздновать свой успех тем, что выкинешь ее, заявив, будто из нас никогда не выйдет объективных судей.
Дебора засмеялась:
— Во всяком случае, я не требую комплиментов.
— Не требуешь. И никогда не требовала.
Он опять повернулся к стене, и ничего не осталось от скоротечной радости, какую вызвал в нем разговор с Деборой.
Рядом с черно-белой фотографией была другая. И на ней опять голый Линли сидит на старой железной кровати, укрыв простыней нижнюю часть тела. Одна нога согнута, рука на колене, он смотрит в сторону окна, возле которого стоит Дебора, спиной к фотоаппарату, и солнце освещает ее правое бедро. Желтые занавески вздыблены, наверняка за ними скрыт провод, благодаря которому Деборе удалось сделать снимок. Сценка выглядит как спонтанная, словно Дебора проснулась рядом с Линли и ей вдруг понравилось сочетание желтых занавесок и утреннего солнца.
Сент-Джеймс смотрел на фотографию, стараясь делать вид, будто его интересует исключительно искусство, а на самом деле понимая, что нашел подтверждение догадке Коттера относительно Деборы и Линли. Несмотря на то, что Сент-Джеймс видел ночью в машине, ему никак не хотелось терять спасительную ниточку надежды. И вот ее больше нет. Он взглянул на Дебору. Два красных пятна появились у нее на щеках.
— Господи, хозяйка-то из меня никудышная! Хочешь что-нибудь выпить? Джин с тоником? Или виски? Чай? У меня есть чай. Много чая. Я как раз собиралась…
— Нет, ничего не надо. Ты ведь ждешь гостей. Мне не стоит задерживаться.
— Останься и выпей чаю. Я поставлю еще одну чашку.
Дебора направилась в свою кухоньку.
— Пожалуйста, Дебора, ничего не надо, — торопливо проговорил Сент-Джеймс, представляя неловкую ситуацию, когда Дебора и Линли будут вести с ним вежливую беседу, мысленно посылая его ко всем чертям. — Это нехорошо.
Дебора замерла с чашкой и блюдцем в руках:
— Нехорошо? Что нехорошо? Это же всего лишь…
— Послушай, птенчик, — сказал он, желая исполнить свой долг, сдержать обещание, которое он дал ее отцу, и уйти. — Твой отец очень волнуется.
Дебора с заученной аккуратностью поставила на стол блюдце, потом еще осторожнее поставила на него чашку. Накрыла их салфеткой.
— Понятно. Ты приехал как эмиссар моего отца. Вот уж не ожидала, что ты возьмешься за такую роль.
— Дебора, я обещал ему, что поговорю с тобой.
В это мгновение — возможно, из-за его изменившегося тона — пятна на ее щеках стали еще ярче. Она крепко сжала губы. Потом подошла к дивану, села и обхватила себя руками.
— Ладно. Продолжай.
Сент-Джеймсу не померещилось, что на ее лице промелькнуло гневное выражение. И в ее голосе он услышал едва сдерживаемую ярость. Тем не менее решил проигнорировать и то и другое, полагая себя обязанным исполнить обещание, которое дал Коттеру. Он не мог уйти, не высказав Деборе сомнения отца самым доходчивым образом.
— Твоего отца смущают твои отношения с Томми, — проговорил он, как ему казалось, вполне разумно.
Зато так не показалось Деборе, мгновенно отозвавшейся двумя вопросами:
— А тебя? Тебя они тоже смущают?
— При чем тут я?
— А… Как я сразу не поняла? Ну, ты видел меня… И квартиру… Теперь можешь возвращаться и подтвердить фантазии отца. Или от меня требуется что-то еще?
— Ты не поняла.
— Ты приехал сюда вынюхивать насчет моего поведения. Чего же я не поняла?
— Дебора, речь идет не о твоем поведении. — Сент-Джеймс чувствовал себя беззащитным и уж точно не в своей тарелке. Их разговор не должен был стать таким. — Все дело в том, что твои отношения с Томми…
Дебора вскочила с дивана:
— Боюсь, это не твое дело, Саймон. Может быть, мой отец и больше, чем слуга. А я — никто. И всегда была никем. С чего ты взял, что можешь приходить сюда и совать нос в мою жизнь? Кто ты такой?