Вот нелепость! Неужели в самом деле придется звонить Коттеру? И из-за чего? Из-за пятнадцатиминутной беседы с девчонкой, которой всего двадцать один год? Одиннадцать лет разницы в возрасте должны были бы помочь ему выйти победителем из их стычки, ан нет, и в результате он сидит в своей машине несчастный, больной и беспомощный. Куда как лучше!
Сент-Джеймс закрыл глаза, защищаясь от яркого солнечного света, проникавшего в его мозг и мучившего его больные нервы. Он стал смеяться над пыткой, которой подвергалось его больное тело, его плоть, кости, мышцы и которая восемь лет была его скамьей подсудимых, его тюрьмой, возмездием за молодецкую опрометчивость, когда он пьяный сел в машину и поехал по извилистой дороге в Сарри.
Сейчас в машине было душно, пахло бензином, и все же он глубоко вдыхал воздух. Самое главное — задушить боль, пока она еще не захватила его всего, и Сент-Джеймс старался не думать об обвинениях, предъявленных ему Деборой, тем более что они были справедливыми.
Три года он не давал о себе знать, не прислал ей ни письма, ни записки, ни даже привета через отца. И самое ужасное, что он не мог объяснить и оправдать свое поведение доступным ей образом. Даже если она поймет, что толку теперь в том, что каждый день без нее был для него еще одним шагом в небытие? Пока он позволял себе медленно умирать, Линли занял его место в ее жизни — всегда красивый, спокойный, уверенный в себе.
Едва у него в голове промелькнула мысль о сопернике, как Сент-Джеймс заставил себя двигаться и стал искать в кармане ключи, чтобы Линли не обнаружил его, хнычущего, как мальчишка, перед домом Деборы. Выехав со стоянки, он присоединился к потоку машин.
Когда на углу Прэд-стрит и Лондон-стрит зажегся красный свет, Сент-Джеймс затормозил и тяжелым взглядом, выражавшим состояние его души, обвел все вокруг, ни на чем не останавливаясь, пока его внимание не привлекли лепившиеся друг к другу киоски на другой стороне Пэддингтон-стрит. Неподалеку, под сине-белым знаком подземки, стояла женщина. Она выбирала цветы на тележке, небрежно поставленной на тротуар, так что одно колесо висело над мостовой. Покачав головой с коротко стриженными черными волосами, взяла охапку летних цветов и засмеялась в ответ на неслышные слова торговца.
Глядя на нее, Сент-Джеймс обругал себя за непростительную глупость. Вот и гостья Деборы. Совсем не для Линли накрыт стол, а для сестры Сент-Джеймса.
В дверь постучали буквально через несколько секунд после ухода Саймона, но Дебора не обратила на это внимания. Скрючившись возле окна, она не выпускала из рук крыло лебедя и сжимала его в ладони, не замечая порезов. Сначала появилось несколько капелек крови, потом, когда она крепче стиснула обломок фарфоровой статуэтки, ранка на ладони стала глубже.
Давай я расскажу тебе о лебедях, говорил он. Если они выбирают себе пару, то один раз и на всю жизнь. Они учатся жить вместе и принимать друг дружку такими, какие они есть. Разве это не урок для людей?
Дебора провела пальцем по обломку, оставшемуся от подарка Саймона, и сама подивилась тому, как оказалась способной на подобное предательство. Чего она добилась своей яростной местью, кроме того, что исполнила свое желание и унизила Саймона? И что доказала дурацкой сценой? Всего лишь что подростковая философия — обрушенная на него, когда ей было семнадцать, — не выдержала проверки трехлетней разлукой. Я люблю тебя, говорила она ему. Этого не изменить. Никогда. Слова оказались лживыми. Человек — не лебедь. Тем более она.
Дебора встала, вытерла рукавом щеки, не заметив, как три пуговицы на запястье оцарапали ей лицо, а может быть, и радуясь этому. В кухне отыскала тряпку, которой обмотала руку. Обломок лебедя спрятала в ящик, изумляясь своему неблагоразумному поступку, хотя в глубине души верила, что лебедя еще можно склеить.
Не зная, как она объяснит свой вид Сидни Сент-Джеймс, Дебора подошла к двери, в которую все еще продолжали стучать. Снова вытерев щеки, она повернула ручку, напрасно стараясь изобразить улыбку.
— Наконец-то! Я совершенно…
Дебора умолкла.
Одетая в нечто немыслимое, но все равно красивое, на пороге стояла черноволосая женщина. В руке у нее был стакан с молочно-зеленым напитком, и она, не говоря ни слова, протянула его Деборе, которая в замешательстве взяла его, после чего женщина кивнула ей и вошла в квартиру.
— Все мужчины одинаковые. — У нее был хриплый голос с акцентом, который она как будто старалась скрыть. Прошлепав босыми ногами на середину комнаты, она продолжала говорить, словно они с Деборой были знакомы много лет. — Выпей. У меня такое бывает раз пять на дню. Помогает. Клянусь, почувствуешь себя будто заново родившейся. Один Бог знает, как в последние дни мне нужно быть такой после каждого… — Она засмеялась, показывая на редкость белые и ровные зубы. — Сама понимаешь.