Пожалуйста, беззвучно шептала она. Если нужны обеты и клятвы, она принесет их. Не раздумывая. И без сожалений.
Когда Дебора приблизилась к последнему перекрестку в деревне, мимо проехала полицейская машина, разбрасывая камешки и поднимая фонтан брызг. Никакого клаксона, тем более сирены, не потребовалось, чтобы ей уступили дорогу. Утомленные дождем люди начали потихоньку отставать, искать укрытия в магазинах, под крышами, некоторые спрятались в методистской церкви. Даже зрелище трупа и крови, похоже, стало менее привлекательным из-за угрозы испортить воскресные наряды.
Только самые любопытные продолжали идти на гору. Убрав с лица мокрые волосы, Дебора увидела на подъездной аллее толпу, полицейская лента преграждала ей путь к дому. Здесь царила гнетущая тишина, прерываемая возбужденными криками Гарри Кэмбри, спорившего с неумолимым констеблем, который не пускал его в дом.
В вилле Тренэр-роу свет горел во всех окнах. Вокруг ходили люди в форме. Полицейские машины, расположившиеся на подъездной аллее, не выключали фары.
— Слышал, кого-то убили, — сказал один из мужчин в толпе.
— Уже вынесли?
— Да пока нет.
Работая локтями, Дебора пробиралась в первые ряды. С ним ничего не случилось. С ним все прекрасно. Он где-то тут. Однако она не могла отыскать его. Детская молитва вспыхнула у нее в голове, но осталась непроизнесенной. Дебора торговалась с Богом. Она просила, чтобы Он иначе наказал ее. Она просила, чтобы Он понял ее. Она признавала свои ошибки.
Дебора нырнула под ленту.
— Эй, мисс, сюда нельзя! — рявкнул констебль, стоявший в десяти футах от нее и препиравшийся с Гарри Кэмбри.
— Но здесь…
— Назад! — крикнул констебль. — Тут вам не театр!
Не слушая его, Дебора зашагала к дому. Ей надо было знать, что случилось, остальное не имело значения.
— Эй, вы! — Констебль двинулся к ней, собираясь, видно, грудью преградить ей дорогу, но тут Гарри Кэмбри, оставшись без присмотра, метнулся мимо него. — Черт! — заорал констебль. — Эй! Гарри!
Упустив Гарри Кэмбри, он решил не упускать незнакомую женщину, поэтому схватил Дебору за руку и помахал появившейся в поле видения полицейской машине. — Заберите ее, — попросил он сидевших внутри. — Другого я проморгал.
— Нет!
Дебора боролась изо всех сил, чувствуя бессильную ярость. Ей никак не удавалось вырваться из рук констебля. Чем сильнее она вырывалась, тем крепче он держал ее.
— Мисс Коттер?
Дебора обернулась. Даже ангел не был бы ей сейчас милее преподобного мистера Суини. Одетый во все черное, он стоял под большим зонтом, торжественно глядя на нее сквозь толщу дождя.
— Томми на вилле, — сказала она. — Мистер Суини, пожалуйста.
Священник нахмурился и искоса поглядел на подъездную аллею.
— Боже мой. — Его правая рука разжалась и подхватила ручку зонта, слишком тяжелую для левой руки. — Ох, боже мой. Да. Я понимаю. — Последние слова означали, что он принял решение. Мистер Суини выпрямился во весь свой рост, не превышавший пяти с половиной футов, и заговорил с констеблем, который не собирался нарушать служебный долг и отпускать Дебору. — Вы же знаете лорда Ашертона, правда? — произнес он решительным тоном, который удивил бы тех из его прихожан, которые не слышали, как он в образе черного Отелло приказывал Кассио и Монтано опустить шпаги. — Это его невеста. Пропустите ее.
Констебль уставился на грязную, вымокшую под дождем Дебору, всем своим видом ясно говоря, что сомневается в ее близких отношениях с графами Ашертон.
— Отпустите ее, — повторил мистер Суини. — Я сам ее провожу. Наверно, вам стоило бы обратить больше внимания на газетчика, чем на молодую леди.
Констебль еще раз скептически оглядел Дебору, которая едва сдерживалась, пока он раздумывал.
— Ладно. Идите. Только не мешайте там.
Дебора едва не проговорила «спасибо», но тотчас забыла и о «спасибо», и обо всем остальном, потому что ее не держали ноги.
— Ничего, ничего, дорогая, — сказал мистер Суини. — Пойдемте. Берите меня под руку. Тут скользко.
Дебора послушно сделала, как он сказал, не вполне понимая его, потому что в ее голове все смешалось из-за страха за Томми.
— Пожалуйста, только не Томми, — шептала она. — Только не так. Пожалуйста. Все, что угодно, только не это.