Выбрать главу

— Ты же понимал, что я хочу поговорить с тобой. Почему же не позвонил?

— Не мог. Мне было очень больно, Хелен, и я бы не сумел скрыть это от тебя.

— А зачем скрывать?

— Я чувствую себя дурак дураком. Не думал, что так расклеюсь. Ну почему? Почему я не смог порвать и идти дальше?

— Идти дальше? — Леди Хелен почувствовала, что опять начинает злиться. У нее кровь закипела в жилах при виде снобизма, который она всегда презирала в мужчинах, словно воспитание и наследственность заранее обрекали их на бесчувственность. — Ты в самом деле хочешь сказать, что у тебя нет права на горе только потому, что ты мужчина? Не верю. Не могу поверить.

— При чем тут горе? Я изо всех сил стараюсь отыскать дорогу к тому себе, каким был три года назад. До Деборы. Если мне это удастся, я спасен.

— Тот был таким же.

— Три года назад я не принял бы это так серьезно. Что были для меня женщины? Партнерши в постели. И только.

— И таким ты хочешь стать? Жизнь как сексуальная фуга? Мысли лишь о следующем представлении в постели? Этого ты хочешь?

— Так проще.

— Конечно, проще. Такая жизнь всегда проще. Вылезаешь из постели, едва переведя дух, не говоря уж о чем-либо еще. И даже если просыпаешься утром, не зная, как зовут партнершу, тоже ничего. Тебе такого хочется? Такой игры?

— Зато не мучишься. Это исключено. По крайней мере, для меня.

— Возможно, тебе хочется помнить себя таким, но так не было. Ведь если ты говоришь, что думаешь, если жизнь для тебя ограничивалась коллекционированием и совращением обитательниц женской конюшни, то почему ты никогда не посягал на меня?

Линли вновь подошел к столу и налил себе еще виски.

— Не знаю.

— Знаешь. Говори.

— Не знаю.

— А какой бы я была добычей! Брошенная Саймоном, несчастная. Меньше всего мне хотелось вступать в серьезные отношения. Так какого же черта ты не воспользовался ситуацией? Упустил шанс доказать себе, что ты о-го-го. Непростительная промашка.

Поставив стакан на стол, Линли крутил его в пальцах, а Хелен смотрела на его повернутое в профиль лицо, понимая, как далеко ему до самообладания.

— Я думал, ты другая.

— Почему же? У меня все на месте. Не хуже и не лучше остальных: возбуждение, удовольствие, груди, бедра.

— Не глупи.

— Разве я не женщина? Меня легко соблазнить, особенно опытному мужчине. А ты ни разу даже не попытался. Ни разу. Разве так поступают мужчины, которым от женщин нужно лишь то, что они могут предложить им в постели? А у меня есть что предложить, разве не так, Томми? Ну, я бы поначалу посопротивлялась. А потом сдалась. И ты знал это. Но ни разу ничего не предложил.

Линли повернулся к ней:

— Как я мог после всего того, что у тебя было с Саймоном?

— Жалость? И это говорит мужчина, для которого существует только наслаждение? Какая разница, чьим телом воспользоваться? Разве мы не одинаковые?

Молчание затянулось настолько, что леди Хелен перестала ждать ответа. Она видела, какая мучительная борьба идет у него внутри и отражается на лице. Она хотела, чтобы он заговорил, зная, что только так он признает свою боль — и тогда боль еще помучит-помучит его и оставит в покое.

— Только не ты, — наконец произнес он, и она поняла, что эта фраза дорого ему стоила. — И не Дебора.

— Почему же?

— Это проникло глубже.

— Глубже?

— В сердце.

Хелен подошла к нему, коснулась его руки:

— Ты же все понимаешь, Томми. Никогда ты не был таким, как говоришь. Тебе хочется так думать, но на самом деле все было не так. Во всяком случае, для тех, кто давал себе труд заглянуть в тебя поглубже. И для меня тоже, хотя я никогда не была твоей любовницей. И для Деборы, которая была твоей любовницей.

— С ней мне хотелось другого. — У него были красные глаза. — Я мечтал о корнях, узах, семье. Я хотел быть лучше. Дело того стоило. И она того стоила.

— Да. Она того стоила. И она стоит того, чтобы мучиться из-за нее. Сейчас тоже.

— О господи, — прошептал Линли.

Ее рука скользнула к его запястью.

— Томми, дорогой, все обойдется. Правда.

Он покачал головой, словно желая стряхнуть с себя боль последних дней.

— Боюсь, мне придется умирать в одиночестве. — У него дрогнул голос. Это был голос человека, который долгие годы не позволял себе обнаруживать свои чувства. — Я этого не вынесу.