–А тебе обязательно так странно стричься летом? – мама устала сердиться издали, и заглянула в комнату.
– Ма, – недовольно отмахнулся я, – это только на одну игру. Роль такая, понимаешь?
– Ты бы в храм так старательно собирался, – проворчала она, и вышла, нарочно громко вздыхая.
Я поднялся и подошел к зеркалу. Ну да, нормальный эльф так коротко не подстрижется. И в районах, населенных орками, за такие волосы могут и поколотить. С другой стороны, от этих отморозков можно получить за все вообще, начиная от коротких волос, заканчивая кроссовками модной расцветки. При том, как они сами выглядят, это странно. Не думаю, что орки вообще отличают эльфов от людей, к примеру. Хотя для меня, так люди отличаются, и ещё как. Не только формой ушей, как может показаться. Тем более, что уши у современных эльфов значительно уступают ушам их средневековых предков. И это научно доказанный факт. В этом я действительно разбираюсь, потому что учусь на криминалиста. Кожа и волосы у эльфов немного светятся в темноте. Это жутко неудобно, когда речь заходит о ночной боевке, или возвращении домой в темноте через орочьи районы. Эльф никогда не будет рельефным качком, как бы он не старался. Зато мы не болеем. Люди же не вылезают от зубного лекаря. А у гномов проблемы с позвоночником. Это не расизм, это наука.
Расизм, это заявлять, что все гномы должны идти после школы в ремесленное училище. А потом зарываться в землю, или до конца жизни трудиться на каком-нибудь металлургическом заводе. У меня на факультете гномов полно. Люди тоже учатся, правда, у них условия совсем другие. Понятное дело. Они ведь живут от силы лет восемьдесят. А трудоспособный возраст у них заканчивается где-то в шестьдесят. Может быть поэтому они все делают быстро? Говорят, едят. Принимают решения. Женятся и рожают детей. Со мной в группе учится парень, который стал отцом в двадцать! У меня в мои двадцать даже девушки нет. Хотя сейчас есть и разводы, и искусственное оплодотворение для эльфов. Аборты для людей, кстати, тоже. Просто, похоже, об этом не все знают.
Уже на пороге мама вновь окинула меня страдальческим взглядом и устало протянула мне толстую книгу в дешевом переплете. «Месть Порченного». Ну да, чуть не забыл.
– Я не могу понять твоих увлечений, сын мой, – она грустно глянула на обложку с одетым во все кожаное огромным бугаем. Коротко стриженным, лишенным части зубов. И с таким огромным пистолетом, что невольно задумаешься о половой несостоятельности его обладателя. Я вздохнул и опустил глаза. Чтением морали должен заниматься мой отец, а он сейчас на работе. И когда я окончу академию, меня тоже ждет тяжелый и местами нудный труд стража. Между прочим, пожизненный. Что в моем случае следует понимать, как «вечный». Если, конечно, я не устану от мира, и не соглашусь на эвтаназию.
– Могу я хотя бы сегодня покинуть дом без нотаций? – я как можно приветливее улыбнулся, – это моя последняя игра. А потом экзамены, работа, рутина и вообще все, как вы с отцом любите.
– Если сможешь мне объяснить, – мама поджала губы, – почему ты поступил в академию стражи, если хотел быть актером? Это почетный и хорошо оплачиваемый труд.
Я задумался. Как я объясню, почему каждое лето уезжаю в лес, чтобы там притворяться человеком?
– Иди уже, – сдалась мама, подставляя мне щёку для поцелуя, – в храм не забудь зайти!
Вперед, на полигон!
Далеко у ворот меня уже поджидали друзья. Ещё одним минусом проживания в историческом центре, помимо заоблачных цен на недвижимость, является отсутствие каких-либо удобств. Вместо лифта у нас строительный подъемник. И когда я говорю «у нас», именно себя в виду не имею. Потому что подъёмный механизм работает только на верхних этажах, а наш дом вырублен на втором ярусе. Ни о каких парковках здесь никто и не мечтает. На мощеную розовым кварцем дорожку молится общество сохранения исторического наследия, и покрыть двор асфальтом нам никогда не дадут. И уж тем более никто не станет сносить белокаменные ворота и следующую за ними лестницу ради моего удобства.
– Мел! – крикнула мне Йени, единственная девушка в нашей компании, – не надрывайся! Я сейчас помогу!
Вообще-то, меня зовут Мелитасий. Но полными именами у нас давно не принято пользоваться. Это по паспорту я Мелитасий, сын Аэрадия. А в миру просто Мел. Метрового роста Йени, дочь Двалина, тряхнула рыжей курчавой шевелюрой вместо приветствия, легко закинула себе на плечи тяжеленный рюкзак с моими игровыми доспехами и помчалась за ворота, к машине. Я с завистью уставился ей вслед. Из-за своего роста гномиха не может водить эльфийский автомобиль. Зато любой груз тянет на своих хрупких девичьих плечиках не хуже портового грузчика. Возле машины, вальяжно облокотившись на капот, стоял и ухмылялся Тан. Тананир, сын Тарилайя. Вот, кого невозможно обвинить в отсутствии классической эльфийской мужественности! Тан в жизни своей не станет стричься ради какой-то там игры в людей. Свои русые волосы он холит и любовно отращивает с самого совершеннолетия. А ещё он стрелой убивает муху с двадцати шагов. Поет, аж заслушаешься. Танцует так, что девушки завидуют. Не знаю, хорошо ли он катается на лыжах, но в паломничество на Север с родителями ездит регулярно. Уж больно у них семья религиозная, в отличие от нашей.