У них уже было двенадцать готовых чипов. До окончательного выполнения задания оставалось пройти еще две трети намеченного пути.
Соренсен и Краулшавн недоумевали, где Алекс намеревался собрать компьютер воедино. Поскольку сам он ничего им об этом не говорил, друзья благоразумно решили не допытываться. Их также интересовало, какое помещение планировал использовать Алекс для хранения оборудования. Все эти вопросы не давали Соренсену и Краулшавну покоя, но они надеялись, что в нужное время получат на них ответы.
Майор службы безопасности Авренти проходил по коридорам крыла заключенных. Глядя на них, он хмурился, игнорируя приветствия и обязательные выкрики, которыми имперские заключенные одергивали друг друга, призывая к вниманию при его появлении в каждой комнате.
Авренти казался себе похожим на психического спрута, который во всем видит подвох и каждой клеткой своего существа жаждет атаки.
Враждебно ли они настроены? Может, прячут самодовольные усмешки, вспоминая какую-то тайную шутку – эти выродки, у которых только побег на уме? Или они недовольны причиненным им беспокойством?
Авренти продолжал свой маршрут.
Килгур заметил таанца, идущего по коридору, и отступил назад, исчезая из поля его зрения.
– Что он делает? – шепотом спросил один из членов его когорты.
– Не знаю, – ответил Алекс. – Разве тебе не известно, что психу-таанцу в любую минуту может стукнуть в голову что угодно?
– Надеюсь, сейчас это не произойдет.
– От нас ничего не зависит, – рассудил Килгур.
Авренти закончил обход и ступил на территорию штаб-квартиры заключенных, которой являлся внутренний двор зоны. Увидев посреди двора бывшего имперского солдата среднего роста и телосложения, разрисовывавшего каменные плиты, Авренти остановился, чтобы понаблюдать за ним со стороны. Краска, которую использовал заключенный, была сделана из штукатурки, разведенной водой; кистью служила рваная тряпка. Художество, выводимое заключенным, отдаленно напоминало звезду.
Авренти подошел к нему. Порывшись в памяти, майор вспомнил, что имперским заключенным был некто Кэлгард или Килгур – невзрачный, ничего из себя не представляющий человечишка.
– Что это ты делаешь?
От неожиданности заключенный выронил кисть и ведро с белой краской. Авренти помрачнел – несколько капель попало на его китель.
– П-прошу прощения, – запинаясь от волнения, с жутким акцентом выговорил Килгур. – Вы так незаметно подкрались.
Авренти почти ничего не понял из сказанного заключенным, но принял его слова за извинения.
– Чем ты занимаешься?
– Изгоняю Кэмпбеллов.
– Кэмпбеллов?
– Да.
– А могу ли я поинтересоваться, кто они такие?
– Это таинственные и ужасные шестиногие твари, живущие на предателях и в супе.
– Чушь! – фыркнул Авренти. – Никогда в жизни не слышал ничего подобного.
Майор повнимательнее присмотрелся к имперскому заключенному. На лице Килгура не было и тени улыбки.
– Все ясно. Можешь продолжать дальше.
– Слушаюсь, сэр.
Килгур снова принялся рисовать свою звезду, а майор Авренти направился к выходу. Проходя через три пары ворот, он задумался, стоит ли докладывать коменданту Держину о том, что некоторые имперские заключенные нуждаются в заботе психиатра.
Алекс закончил свою работу, обошел вокруг картинки три раза и направился в камеру. "Очень хорошо, – подумал он, – этот Авренти не дурак. Он самый наблюдательный из всех. Приставлю-ка я к нему двоих своих людей, чтобы впредь заранее знать о его приходе, еще до того, как он приближается к воротам".
Глава 18
Танз Сулламора пребывал в размышлении. Соблюдая секретность, он сидел в передней апартаментов Императора, смиренно и терпеливо дожидаясь вызова. Прямая спина, скрещенные ноги, задумчивое лицо со сдвинутыми к переносице бровями – всем своим обликом Сулламора являл готовый портрет великого промышленного магната, влиятельного и могущественного человека, с мнением которого обязаны считаться.
Вечный Император вошел в комнату, даже не взглянув на Сулламору, приблизился к небольшому выдвижному бару и достал из него бутылку с двумя бокалами.
– Танз, дружище, – сказал Император, – тебе нужно выпить.
Сулламора был поражен. Он почувствовал, как руки и ноги перестали его слушаться. От величавой позы, старательно выбранной им заранее, не осталось и следа. Сулламора дал себе клятву, что сам установит тон разговора. У него были свои определенные соображения по поводу того, что движет настроением Императора и что обусловливает его поведение. К сожалению. Император об этом даже не догадывался и повел себя так, как счел нужным.
– Э-э... нет. То есть я хотел сказать – спасибо. Немного рановато.
– Поверь мне, Танз. Если я говорю, что тебе нужно выпить, значит, так оно и есть.
Сулламора безмолвно взял в руку бокал.
– Возникли какие-нибудь э-э... трудности?
– Не то чтобы трудности. "Катастрофа" – было бы самым подходящим словом. Все корабельное производство провалилось в тартарары.
Сулламора выпрямил спину еще больше. Именно он отвечал за кораблестроение во время войны.
– Но это не так. Я имею в виду, Ваше Величество, что э-э...
– Ерунда. Говорю тебе, корабельной промышленности грозит полное уничтожение. И в этом нет ничего удивительного. Среди рабочих шести заводов Каиренса растет недовольство. Они устраивают массовые забастовки, стачки. Идет снижение темпов роста. Уверяю тебя, они подвергают опасности наши успешные военные действия. Этому нужно положить конец.
Последние слова Императора привели Сулламору в полное замешательство. Заводы, находящиеся в Каиренсе, всегда славились своей эффективностью. Сулламора хотел было возразить, но Император взмахом руки остановил его.
– Я не виню тебя, Танз. Бог мой, глупо было бы ожидать, чтобы один человек – даже такой деятельный, как ты – смог удержать развитие всегопроизводства на одном уровне. И я собирался сказать об этом на завтрашней конференции, посвященной последним новостям.
– Конференция? Какая такая конференция? Меня не проинформировали... То есть...
Сулламора сбился и залпом осушил свой бокал. От его самоуверенности не осталось и следа. Возможно, Император был прав. Но как Сулламора мог упустить из виду Каиренс? Недовольство рабочих, потерю прибыли, снижение темпов производства... Такое капиталисту не снилось и в самом жутком ночном кошмаре.
Император, внимательно наблюдавший за Сулламорой, снова наполнил его бокал. В области военной промышленности, которую властитель держал под особым контролем, не было таких мелочей, которых бы он не знал. "Ты выведешь их из равновесия, – сказал однажды Император Махони. – Для них слова "перерасход" и "рай" – синонимы".
Наконец Императору стало жаль магната – чуть-чуть. Он рассмеялся.
Абсолютно сбитый с толку и раздавленный, Сулламора посмотрел на Императора удивленно-испуганным взглядом.
– До тебя не дошло, Танз? Это всего лишь одна из моих маленьких уловок.
– Вы хотите сказать, что это шутка? – пролепетал Сулламора.
– Нет, не шутка. Я еще никогда не был так серьезен. Послушай. Я пущу эту утку на конференции. Ты объявишь, что я созвал ее для расследования, которое будет проводиться Имперской комиссией по труду.
– Какой комиссией по труду?
– Иногда ты кажешься мне таким глупым!.. Не существует такой комиссии в природе. А я говорю, что она есть. Так же, как недовольство рабочих и снижение уровня производства в кораблестроении. К тому времени, как таанцы обнаружат, что я лгу, ты сможешь выпустить как минимум двенадцать кораблей, о которых враг ничего не будет знать.
Сулламора поднял брови.
– А-а-а, теперь понял.