Глава 29
Черный и огромный, как ночь, «Левиафан» мчался навстречу заходящему солнцу. Прогудела сирена, предупреждая старую лодку. Безмоторная двухмачтовая посудина пыталась идти на запад, в бейдевинд к сильному шамалю; услышав сирену, она прекратила свои попытки и постаралась уйти с пути приближающегося танкера.
За кормой «Левиафана» оставался широкий кильватер. Из обеих труб вырывался черный дым, смешиваясь с пеной кильватера. Дым рассеивался ветром, но носовая волна никак не успокаивалась, хотя танкер уже давно прошел. Она нагоняла деревянное судно. Матросы-арабы, увидев ее, уцепились за груз и такелаж. Волны жестоко трепали кораблик, сдвигая груз с места, угрожая древним деревянным реям, скрипящим мачтам и пеньковым канатам и обезветривая прошитые паруса.
Капитан Огилви смотрел вперед, не обращая внимания на то, что творится в кильватере. Он стоял на крыле мостика, глядя на зарево на горизонте. Двое впередсмотрящих дежурили на марсе, двое — на носу, и один человек постоянно находился у радара. Зазвонил телефон. Огилви взял трубку.
На связи были саудовцы. Они сообщили, что скоро будет слишком темно для эффективного прикрытия с воздуха. Поскольку Хардена так и не нашли, они предлагали, чтобы «Левиафан» остановился и подождал до утра. Огилви резко возразил, что предпочитает быть движущейся мишенью, и повесил трубку. Потом он вызвал второго офицера, стоявшего на вахте, и попросил прислать боцмана.
Боцман был низкорослым, жилистым ирландцем с гордым взглядом.
— Добрый вечер, капитан.
— Боцман, я хочу, чтобы всю мебель из кают-компании вынесли на вертолетную площадку, — распорядился Огилви.
— Что, сэр? — переспросил боцман.
— Делайте то, что я сказал, и поживее.
Боцман отдал честь и поспешно покинул мостик. Через несколько минут Огилви увидел, как он и двое матросов из палубной команды движутся к вертолетной площадке со столами и стульями.
После нескольких хождений туда и обратно матросы заставили площадку мебелью. Огилви поднял трубку телефона и переключился на систему общего вещания. Его голос разнеся над широкими палубами:
— Боцман! Разбросайте там шланги, чтобы не осталось открытых мест!
Матросы бросились исполнять его приказание. Через несколько минут они закончили работу, и почти одновременно с запада появился большой вертолет, быстро приближаясь к кораблю.
— Зажгите огни, — распорядился Огилви по телефону.
Вспыхнули ярко-белые прожектора, осветив зеленые палубы, как танцевальный круг. Огилви наблюдал, как вертолет кружит в воздухе, начинает снижаться, но резко останавливается. Он снял трубку телефона.
— Соедините меня с вертолетом.
Как он и ожидал, аппарат привез иранского офицера. Джеймс Брюс успел сообщить ему, что иранец возглавляет поиски Хардена.
— Я слушаю вас, командир, — произнес Огилви.
— Капитан Огилви, — спокойно ответил иранец, — очевидно, вы не хотите, чтобы я приземлялся.
— Я сыт по горло прилетами и отлетами за последние два дня, — сказал Огилви. — В двадцать четыре ноль-ноль «Левиафан» примет на борт лоцмана.
— К несчастью, сэр, мы еще не нашли Хардена и не можем позволить вам двигаться дальше, пока не найдем его.
— А я не могу позволить своему кораблю простаивать только из-за того, что ваш флот не может найти какого-то сумасшедшего яхтсмена.
— У меня есть приказ остановить вас, — заявил иранец.
Вертолет направился к корме и завис рядом с мостиком. За его окнами Огилви мог различить смутные очертания пилота и офицера.
— Мне нужна защита! — рявкнул он. — А вы мне только мешаете!
— Вы получите защиту, когда остановитесь.
— Вы что, хотите сказать, что Иран не может гарантировать безопасного плавания в Персидском заливе? — язвительно осведомился Огилви.
— А что вы предлагаете нам делать в таких обстоятельствах? — вкрадчиво спросил иранец.
— Защищать мирные корабли так же, как их защищает любой приличный флот. Честное слово, командир, не мне рассказывать вам, как это делается.
Иранец немного подождал, потом неохотно спросил:
— Вы предлагаете конвоировать вас?
— Дайте мне эскорт. Прикройте мой корабль с носа и с кормы. Обшаривайте район, который я буду пересекать. Проклятая ракетница Хардена имеет радиус действия полмили. Не подпускайте его к «Левиафану».
Снова наступила пауза, затем иранец заговорил:
— Хорошо, капитан Огилви. Но маршрут буду устанавливать я, а «Левиафан» должен подчиняться.
Огилви повесил трубку и зашел в рубку с улыбкой на лице. Было восемь вечера. Поскольку «Левиафан» должен причалить в Халуле, официальный обед сегодня был отменен. Третий офицер как раз прокладывал на карте курс по данным, полученным со спутника.
— Вольно, — сказал Огилви, когда молодой человек вытянулся, увидев его. — Скажите рулевому, чтобы следил за черномазыми. Сегодня они будут много крутиться рядом с нами.
Он подозвал своего стюарда, который ожидал в тени около двери в штурманскую рубку и велел ему принести обед в левое крыло. Затем Огилви снова вышел на воздух и стал смотреть, как иранцы занимают боевые позиции.
Появившийся с севера фрегат занял позицию точно впереди «Левиафана». Оба корабля разделяло менее мили. Около носа «Левиафана», с правого и левого борта, размещались аппараты на воздушной подушке.
Середину корабля прикрывала пара тральщиков, а корму — еще два аппарата на воздушной подушке. Огилви снова улыбнулся. Он вспомнил войну, когда приходилось плавать на корвете, опекая множество ржавых грузовых калош и танкеров.
Солнце незаметно опускалось за горизонт. Появился стюард с ужином. Он поставил поднос рядом с телефоном и поспешил принести табурет. Огилви приказал ему вернуть табурет в ходовую рубку, откуда стюард его взял, и стал есть стоя, наслаждаясь зрелищем боевых кораблей. Он гордился «Левиафаном» и окружавшим его эскортом. И он был рад, что находится здесь, а не крадется по нефтяным полям в парусной шлюпке.
Позади него на темном небе поднималась холодная серебристая луна, держась подальше от зловещего огня газовых факелов на западе. Затем ее очертания задрожали в теплом воздухе, поднимающемся из труб «Левиафана». Она размягчилась, как воск, и исчезла в маслянистом дыме.