Ажарату беспомощно замолчала. Как ей могло такое взбрести в голову — влюбиться в белого американца из Нью-Йорка как раз в тот момент, когда она собиралась возвращаться в Нигерию? И действительно ли она влюбилась?
Харден оценивающе оглядел ее.
Она была сильной и атлетически сложенной и справлялась с приспособлениями яхты гораздо быстрее, чем многие другие люди. Разговоры с ней помогли бы ему перенести одиночество. Сменные вахты дали бы возможность отсыпаться, круглосуточно следить за парусом, обеспечивая большую скорость плавания и более безопасное пересечение судоходных линий.
С другой стороны, он потеряет несколько дней на заход в Монровию. Но если время будет поджимать, он сможет высадить ее в Дакаре и воспользоваться заходом в порт, чтобы пополнить запасы продовольствия, воды и топлива; больше такого шанса может и не представиться.
Но что, если она узнает?
Но она не узнает. Потому что в его планы входило плавание к берегам Западной Африки. Вот только сможет ли он дать ей достаточно знаний, чтобы спокойно спать, пока она будет стоять на вахте? Все упиралось в эту проблему. Ладно, он возьмет ее, если она принесет пользу. А это очень скоро станет известно.
Харден сказал:
— В вашей машине пять тысяч движущихся деталей, а на яхте не больше пятидесяти. Но вся разница в том, что вам не нужно досконально знать каждую из этих пяти тысяч деталей, чтобы водить машину.
Доннер прибыл в Амстердам самолетом; Грандиг — поездом. Они встретились в «Печкаду», тихом ресторанчике около канала Бруверс. Меню было на французском языке. Интерьер отделан в стиле тридцатых годов: черная эмаль, зеркала и хрусталь. Из высоких окон открывалась панорама залитого светом старинного канала.
Между черным зеркальным баром и обеденным залом находились стеклянные аквариумы, из которых посетители выбирали себе на обед рыбу. Доннер и Грандиг сперва зашли в маленький тихий бар. Они выглядели как пара торговцев алмазами или произведениями искусства, которые отмечают в чужом городе прибыльную сделку.
— Почему вы выбрали Амстердам? — спросил Грандиг.
— Здесь можно сохранить тайну.
— От кого?
— От всех, кроме нас с вами, — ответил Доннер. — Вы никому ничего не говорили?
Доннер доверял только двум людям — Грандигу и Вейнтраубу.
— Пока что нет, — сказал Гардинг. — Харден провел две ночи в Кронберге, в «Шлосс-отеле». Это рядом с Ашаффенбургом. Он ездил на машине, взятой напрокат в Везеле. Как он попал в Везель — пока что неизвестно. Когда он въехал в страну, тоже неизвестно — никаких записей не обнаружено.
— У него есть яхта, — предположил Доннер. — Вероятно, он поднялся по Рейну.
— Конечно. Это запросто... А кто он, собственно, такой?
— Пока не могу вам сказать. Это известно только мне и Вейнтраубу.
— Неофициальное расследование?
— Да.
Грандиг покрутил в руках свой бокал.
— Не очень-то хорошо, когда слишком много колес крутится внутри других колес.
Доннер улыбнулся.
— Считайте это моей инициативой.
— Вы знаете, что за вами наблюдают?
Доннер скрыл потрясение за улыбкой. Сердце глухо застучало.
— Спасибо, что сообщили.
— Я доверяю вам, — сказал Грандиг.
— Только зачем за мной следить?
— Вас обвиняют в нарушении дисциплины и чрезмерной независимости. Я не знаю, от кого это исходит, но уверен, что вам несложно догадаться.
Доннер кивнул.
Грандиг продолжил:
— Вероятно, что-нибудь аналогичное этому случаю с Харденом.
— Грандиг, я играю в эти игры уже тридцать лет, и опыта у меня больше, чем у большинства новичков.
— Это не означает, что вас за это любят.
Грандиг взял меню и несколько минут изучал его. Затем спросил:
— Что мне предпринять по делу «Дракона»?
— Мне бы хотелось, чтобы вы ничего не предпринимали, если это ничем вам не угрожает. Мы знаем, что Харден не представляет угрозу для наших интересов. А немцы пусть себе бегают. В конце концов им надоест.
— Может быть, и нет.
— Почему?
— Тот американский сержант идет на поправку.
— Он помнит имя?
— Сейчас он не помнит даже собственного имени.
— Вы можете сделать что-нибудь, чтобы ситуация не изменилась?
— Немножко поздновато, — сказал Грандиг. — Теперь, когда он пришел в сознание, это будет выглядеть неестественно.
Они заказали обед в баре. Официант повел их в обеденный зал, остановил у аквариума, чтобы Доннер выбрал себе форель. Доннер оглядел десяток рыб, плавающих в прозрачной воде.
— Вон ту.
Официант опустил в аквариум сачок. Рыбы испуганно прижались к стенкам аквариума, но он успел поймать жирную форель, выбранную Доннером.
— Здорово!
Официант вытащил сачок из воды. Форель яростно боролась, шлепая по воде хвостом, и встала в сачке почти вертикально.
— Держите ее! — засмеялся Грандиг.
Могучим усилием блестящего тела рыбина вырвалась из сачка и шлепнулась в воду. Официант бросился снова ловить ее.
— Не надо, — сказал Грандиг. — Пусть плавает. Поймайте другую. Она заслужила право еще немножко пожить на свете.
— Какую, сэр? — спросил официант, вытаскивая сачок из воды.
— Ту же самую, — сказал Доннер с улыбкой.
Он смотрел, как форель кружит по аквариуму, возбужденно работая хвостом.
— Ту же самую, — повторил он. — Поймайте мне ее.
Каллинг почувствовал облегчение, когда услышал, что Харден берет с собой африканского врача, но не надолго. Корнуэльцу приходилось провожать в море много яхт. Во время подготовки «Лебедя» к плаванию он увидел, что Харден запасается для долгого плавания, а не для прогулки вдоль северо-западного берега Африки. Три каюты были набиты припасами доверху.
В форпике — носовой части — хранились паруса, тысяча шестьсот футов канатов в полдюйма толщиной и два запасных якоря-плуга. Якоря были сложены позади парусных мешков, по одному с каждой стороны для равновесия. Третий якорь, «Данфорт», занимал рундук под сиденьем в кокпите.