После выхода из Англии сильный западный ветер нес их через Бискайский залив, а когда французские воды остались за кормой, яхта поймала восточный ветер, могущественный левантер, которой мчал их мимо Испании и Северной Арфики почти до острова Гран-Канария. Здесь, оказавшись между затихающим левантером и поясом северо-восточных пассатов, они медленно тащились к югу. Прошло несколько дней, прежде чем им удалось поймать пассат, но «Лебедь», плывя круглосуточно, быстро наверстал упущенное время.
Харден проверил свои расчеты по «Лорану», и электронный прибор сообщил положение, весьма близкое к вычисленному им.
— Шербро, — объявил он, вернувшись в кокпит.
— Может быть, остановимся на минутку? Возьмем овощей. Я так дико хочу съесть морковку, что готова жевать штурвал.
— Послезавтра будем в Монровии.
Улыбка исчезла с лица Ажарату.
— Да. Я все время забываю. Мне кажется, что плавание будет продолжаться вечно.
— Извини.
Харден стал глядеть на воду. Он говорил ей, что до начала сезона ураганов должен добраться до Рио. Его слова звучали вполне правдоподобно, хотя, насколько он знал, в Рио-де-Жанейро нет сезона ураганов, но правды все равно говорить нельзя было, а начинать с маленькой лжи проще. Он много рассказывал Ажарату об управлении парусной яхтой, но она осталась чужим человеком в этом мире и верила всему, что он говорил, даже тому, что радиовызовы от Майлса — это прогнозы погоды.
Необходимость лгать тяготила Хардена. Он снова превращался в замкнутого человека, каким был до того, как полюбил Кэролайн. Ему понадобилось прожить с ней много лет, чтобы прийти к убеждению, что в ее словах никогда не было ни тайного смысла, ни скрытого подтекста.
— Питер... — позвала Ажарату.
— Что?
— Не думай о ней.
— Возьми штурвал.
Он поспешил вниз, залез на койку в главной каюте и уставился в тиковый потолок. Ажарату почти сразу же пришла вслед за ним. Избегая глядеть на нее, Харден смотрел в иллюминаторы левого борта. Поскольку яхта шла накренившись, он видел только темнеющее небо.
— А кто останется управлять? — спросил он.
— "Уолтер".
— Так Ажарату называла автоматическое рулевое устройство — по имени того самого сына крупного политика, за которого должна была выйти замуж, утверждая, что они очень похожи своей надоедливой надежностью.
— "Уолтер" не заметит кораблей, а мы находимся на судоходном пути.
Ажарату потрогала свой золотой крестик.
— Пойдем со мной. Мы чудесно проведем вечер. Давай выпьем перед обедом.
Харден посмотрел на нее. Ажарату в такие минуты всегда оказывалась рядом. Несколько раз он впадал в депрессию, и каждый раз она его вытаскивала. Он спросил:
— Тебе еще не надоело возиться со мной?
Ажарату усмехнулась, и ее зубы сверкнули, как жемчужины.
— Разумеется, я не собираюсь проводить свой первый за десять лет отпуск с угрюмым занудой.
Лицо Хардена окаменело.
— Извини, — произнесла она. — Может быть, я слишком легкомысленная, но последние несколько дней ты выглядел вполне довольным жизнью. Я сказала не подумав.
Харден спустил ноги с койки.
— Ладно, забудь об этом. Пойдем выпьем.
— Я — как обычно. — Ажарату улыбнулась счастливой улыбкой, вышла из каюты и стала подниматься по трапу.
Харден смотрел ей вслед. У нее были красивые ноги, полностью открытые его взгляду: она носила бикини. Харден улыбнулся, вспомнив, что сперва Ажарату одевалась в шорты и только через неделю достала бледно-голубое бикини, до того завернутое в упаковочную бумагу.
Харден постепенно прекратил обманывать себя и признал, что ему очень нравится смотреть на Ажарату. Она была слишком красивой и интересной спутницей, чтобы отрицать ее привлекательность. Но он испытывал слишком глубокие чувства к Кэролайн и был слишком опустошен, чтобы желать от Ажарату чего-либо большего, чем ее общества, и поэтому не замечал ее привлекательности точно так же, как если бы Кэролайн была жива.
Он сделал два коктейля из водки с тоником — послабее для Ажарату, покрепче для себя — и разрезал последние два лимона на дольки. Ажарату улыбнулась, когда он появился на палубе с бокалами в руках.
Ажарату подняла свой бокал.
— Давай выпьем за землю. Пусть она всегда оказывается там, где нужно!
Харден улыбнулся ей в ответ и выпил.
Солнце садилось за горизонт. Небо становилось фиолетовым, а вода темно-синей. На западе багровели рваные перистые облака, а на восточном горизонте зажигались звезды.
— Настоящий рай, — тихо произнесла Ажарату.
Яхта плыла под гротом и генуэзским парусом. В этот вечер легкий северо-восточный пассат приносил с собой едва ощутимый запах суши, сладкие ароматы африканского берега. Солнце опустилось еще ниже.
— Что это? — вдруг спросила Ажарату.
— Пока не пойму.
Харден уже несколько минут вглядывался в очертания возникшего на горизонте странного предмета. Он выглядел как длинное синее пятно, пересекающее курс яхты в нескольких милях впереди. Наведя на него бинокль, Харден присвистнул. Передав Ажарату бинокль, он слегка изменил курс, чтобы подойти к предмету поближе.
— Что это? — снова спросила она, вглядываясь в окуляры и настраивая резкость.
— Парусник, — объяснил Харден. — Вероятно, учебное судно. Ты можешь сосчитать мачты?
— Три.
Зрение у Ажарату было феноменальным, но нетренированным. Она могла видеть дальше, чем Харден, но не так много. Недостаточно обладать хорошим зрением, надо еще уметь видеть.
Когда «Лебедь» подплыл достаточно близко к кораблю, чтобы различить детали, Харден подумал о своем отце. Сейчас ему было бы девяносто. Семьдесят лет назад он плавал на подобных кораблях. Парусник плыл быстро и был слишком далеко, чтобы прочитать его название. Голубой призрачный силуэт направлялся навстречу заходящему солнцу.
Ажарату спросила у Хардена, не хочет ли он есть, и принесла блюдо с сыром и холодным консервированным мясом. Когда стемнело, они сели рядом и выпили кофе. Несмотря на огромное расстояние, которое они проплыли за последние три недели, они не чувствовали усталости. Тропическая июльская погода вполне компенсировала три или четыре часа сна в каюте и короткий сон на палубе.