Харден встал коленями на диван и целовал и ласкал ее до тех пор, пока лекарство не начало действовать. Затем он отправился к помпе, расположенной позади штурманского уголка. Ему потребовался час непрерывной работы, чтобы откачать всю воду, налившуюся в трюм через открытый люк.
Когда он вернулся в каюту, Ажарату крепко спала. Харден измерил ее пульс. Опасность сильного шока миновала. Харден запустил двигатель, чтобы генератор дал ток, и попытался связаться с Майлсом. Но высокие волны экранировали радиосигнал. То же самое было при попытке воспользоваться «Лораном», но он все же ухитрился получить сведения о своем местонахождении, пока яхта плясала на гребне волны.
Штурман, помогающий Доннеру, регулярно записывал сведения о высоте волн. Пять метров (пятнадцать футов), затем шесть, семь... За два дня до предполагаемой встречи яхты с «Левиафаном» пришло сообщение, что в районе, протянувшемся от середины Южной Атлантики до африканского побережья, замечены двадцатипятифутовые волны и всем кораблям рекомендовано держаться подальше. Штурман заново вычислил точку встречи, потому что скорость упала до четырех узлов. Доннер передал Хардену новый курс. Чтобы встретиться с «Левиафаном», ему нужно было забирать сильнее к югу, ближе к шторму.
— Как вы думаете, успеет он туда добраться? — спросил Доннер у штурмана.
Штурман «Эль-Аль» знал Хардена только по пронзительному голосу по радио и карандашной точке на огромной карте. Он положил в пачку только что полученное сообщение о высоте волн и произнес:
— Это должно волновать его в самую последнюю очередь.
— Он не доберется до места встречи?
— Он никуда не доберется.
Глава 16
Холодный ветер гнал яхту на юг. За «Лебедем» мчались гороподобные волны. Их гребни длиной в много сотен футов пенились и вскипали с оглушительным ревом.
Сейчас волны мчались не с юго-запада, а с запада, точно тем курсом, которому следовал Харден, чтобы встретиться с «Левиафаном». Сначала он думал, что такая перемена к лучшему, потому что единственный способ уберечься от фантастической мощи волн — держать яхту кормой к приближающимся валам, чтобы она поднималась на их гребни, прежде чем они обрушатся на суденышко. Но оказалось, что гладкий гоночный корпус «Лебедя» не приспособлен для такого движения.
Яхта просто-напросто оказалась слишком быстрой. Когда ее корма поднималась вместе с очередной приближающейся волной, нос яхты наклонялся вниз, ко дну провала. Скорость судна возрастала, и оно так быстро мчалось вниз по крутому склону, что могло врезаться носом в воду и перевернуться.
Хардену пришлось замедлить ход яхты. Он опустил штормовой парус и заменил лопасть автопилота на более маленькую. Но особого эффекта это не дало.
«Лебедь», оставшись без единого паруса, все равно плыл слишком быстро. Тогда Харден нашел самый крепкий канат, сделал на его конце большую петлю, привязал к ней тяжелый запасной якорь-плуг и бросил его за корму. Глубоко погрузившись в воду, длинный и прочный канат замедлил скорость яхты на один узел.
Тогда Харден опустил за корму еще несколько канатов. Обыскивая кормовые рундуки в поисках груза, который можно было привязать к канатам, он наткнулся на рваную грузовую сеть, подобранную в Роттердаме. Привязав ее к последнему нейлоновому канату, он потащил импровизированный трал в двухстах футах за кормой.
Тем временем стемнело. Плотные тучи закрывали звезды, и тьму рассеивало только мерцание волн, разбивающихся о корму. Канаты и сеть затормозили яхту настолько, чтобы ею можно было как-то управлять. Харден установил автопилот и отправился вниз отдохнуть.
Ажарату спокойно спала. В каюте царила непривычная умиротворенность. Рев волн и шипение пены здесь едва слышались. Хардену нужна была сухая одежда, но еще сильнее организм требовал пищи. Он не знал, сколько времени ему удастся продержаться на ногах, поэтому он привязался в камбузе страховочными концами, вскипятил воду и сделал себе смесь из чая, лимонного сока и меда. Выпив две кружки горячей густой жидкости, он принес еще одну порцию Ажарату и поднес кружку к ее губам. Она сделала несколько глотков и снова заснула.
Стенки каюты задрожали от жужжания. Это усилился ветер. Харден взглянул на барометр. Стрелка падала. За то время, пока он разделся до пояса, вытерся полотенцем и надел последнюю сухую рубашку, тяжелый шерстяной свитер и парку, барометр упал еще сильнее. Не зная, когда в следующий раз ему представится возможность поесть, Харден съел несколько ложек меда и арахисового масла, пожевал ломтик позеленевшего сыра, принял дозу амфетамина и поднялся в кокпит, выбрав момент, чтобы люк яхты не захлестнули волны.
Он оказался у штурвала как раз вовремя. Ветер, усилившийся до шестидесяти узлов, начал менять направление, и волны теперь шли навстречу «Лебедю». Харден, замечая большинство из них слишком поздно, не успевал сворачивать. Они окатывали нос, встряхивали яхту и перехлестывали через борт, снова и снова заливая кокпит. Харден всю ночь простоял у штурвала и наконец, когда ветер перешел в ровный ураган, дующий с запада, остался наедине с огромными волнами.
Наступил тусклый серый рассвет, а волны поднимались все выше и выше и стремительно мчались на яхту. Тут и там к небу поднимались отдельные всплески, похожие на клешни.
Валы становились все круче, и «Лебедь» снова плыл слишком быстро. Он зарывался носом в воду, угрожая перевернуться.
Волны ревели, выли и продолжали вздыматься к небу. Ни одна яхта размера «Лебедя» не смогла бы вынести единоборства с ними. Внезапно волна обрушилась на корму, затопив ее и вымочив Хардена до нитки. Прежде чем вода стекла обратно в море, яхта повернулась и легла на бок. Харден пытался вернуть ее на, нужный курс, но она почти не слушалась — ее тормозили волочащиеся за кормой канаты.
Со спокойствием, удивившим его самого, Харден понял, что его ждет гибель. Хотя корпус яхты и такелаж не были повреждены, она подошла к пределу своих возможностей. Харден хотел продержаться как можно дольше. Смерть не пугала его, но ему не давала покоя мысль, что «Левиафан» останется цел. Он знал, на что идет, когда объявлял войну танкеру.