Саксен сморгнул слезы и замолчал, собираясь с мыслями.
– Почему он должен был умереть такой смертью, Клут? Ты ведь из-за этого нас покинул, верно? Сначала исчез Тор, потом ты... Элисса горевала, наверно, целый год. Кроме тебя, у нее после Тора ничего не оставалось.
Тора переполняли не менее сильные чувства, и Клут попытался успокоить друга.
«Просто слушай», – посоветовал он.
– Как бы то ни было, Херек решил, что навлек на себя позор, упустив заключенного, и поклялся сделать все возможное, чтобы найти Гота, – продолжал Саксен. – И до сих пор не отказался от своего слова... В общем, для начала мы заглянули в одно местечко под названием Ласточкино гнездо – по слухам, там было неспокойно, – а потом сделали большой крюк и отправились на север, в Киракавию. А я покинул их с утра пораньше и приехал сюда. Думаю, если искать кого-то вроде Гота, Карадун – самое подходящее место.
Клут возбужденно захлопал крыльями. Саксен лихорадочно думал – Тор почти видел, как это происходит.
– Он здесь? – спросил клук.
Клут сделал вид, что от радости не может усидеть на месте, перелетел на ветку повыше и замер, глядя на белое строение. Саксен проследил за взглядом сокола, и на его щеках заиграли желваки.
– Значит, будем следить за этим домом, пока я сам все не увижу.
Сказано – сделано.
Когда стало смеркаться, Саксен потянулся; Клут почти в точности повторил его движение.
– Пойду погляжу, – бросил клук. Он бесшумно скользнул между деревьями, покинул рощицу и осторожно пересек улицу.
«Что он собирается делать?»
«Тор, время – наш враг. Нам надо возвращаться в Сердце Лесов».
Нельзя сказать, что Тор пропустил предостережение мимо ушей. Но после его «Кыш, птица» они продолжали наблюдение в полном молчании.
Гот лежал среди шелковых подушек. На нем было что-то вроде длинной, почти до пят, свободной рубашки из легкого шелка – теперь бывший Инквизитор предпочитал одеваться именно так. Легкие складки хорошо скрывали худобу. Когда-то Гот был крепок и силен, но теперь от его мускулов почти ничего не осталось, и причиной тому была стракка. Комната могла показаться роскошной, но лишь на первый взгляд: она давно пережила свои лучшие времена... как и тот, кто в ней находился. Однако стракка творила чудеса, заставляя забывать о подобных мелочах. Гот мог вообразить, что он по-прежнему возглавляет Инквизицию, по-прежнему живет во дворце, его могущество по-прежнему безгранично, что он богат, что его почитают... и боятся. Да, боятся. Это всегда нравилось ему больше всего.
Дни были долгими, мучительно яркими – обычно Гот курил стракку по вечерам. Правда была беспощадна, как ядовитая змея, и наносила удар по-змеиному точно и стремительно, стоило только вынырнуть из дурмана. Иногда бывший Инквизитор плакал от боли. Тогда приходила Ксантия и начинала его утешать.
Гот так и не понял, почему она не покидает его. Ксантия говорила о родстве душ, объясняла, что у них одни враги, одни мечты и желания. Однако каждый раз, погружаясь в приятное забытье, Гот видел, как его спутница поджимает губы. Нет, эта жизнь ей не по вкусу. А он сам? В этом Гот сомневался. Но ведь она спасла его от смерти! Как дерзко она приказала этим жалким идиотам впустить ее в камеру! Такой простой план – и какой жестокий. Людьми вроде старой коровы Хегги можно жертвовать без зазрения совести. Ксантия дала ей денег, Хегги согласилась отправиться с ней в тюрьму и остаться в камере вместо Гота. В конце концов, что ей сделается? А если разобраться... даже если ее накажут как сообщницу, это ничего не значит. Вот за что он любит Ксантию. За жестокость. Ее жажда власти и неутолимая жажда мести опьяняют... почти как стракка.
Гот помнил, как она предложила ему задержаться в Тале и посмотреть казнь Торкина Гинта. Он помнил, как они посмеивались и только поглубже надвигали капюшоны... а эти глупцы вокруг рыдали, оплакивая осужденного. Сколько Чувствующих Инквизитор заклеймил собственноручно, но ни разу не испытывал такого удовольствия, как при виде Тора, висящего на кресте.
А еще он увидел Элиссу. Да, ради такого стоило рискнуть. Настоящая королева. Как она стояла на балконе – гордая, непокорная, не сломленная! Наверно, у него встал бы от такого зрелища... если бы было чему. Будь проклят клук, который лишил его мужского достоинства.
Ксантию эти тонкости, похоже, совершенно не беспокоят. Если женщина не собирается с тобой спать, ей наплевать, что у тебя между ног. Зато она может восхищаться твоим умом, твоей хитростью, твоей способностью заставить весь мир плясать под твою дудку.
А и вот самый восхитительный момент: камень угодил в лоб Торкину Гинту, и череп молодого лекаря раскололся. Да, этот юнец принял смерть храбро, этого нельзя отрицать. А это «Я прощаю вас, мой король»! Великолепный плевок напоследок. Воистину, в тот день Гот получил ни с чем не сравнимое наслаждение. Оставалось лишь стиснуть покрепче зубы, чтобы не расхохотаться во весь голос.
Когда Гинт умирал, у Ксантии горели глаза, щеки раскраснелись от удовольствия. И пока другие в ужасе и молчании взирали на мертвое тело, которое висело на кресте, словно тряпичная кукла, на зияющую рану во лбу и потоки крови, Ксантия обернулась и посмотрела на Элиссу. Конечно, муки соперницы – упоительное зрелище. Острые зубки Ксантии впивались в нижнюю губу, пока не показалось несколько капелек крови, а плечи чуть подрагивали от беззвучного смеха, когда девчонка простирала руки, словно хотела дотянуться до своего умирающего любовника. А как эта гордячка изменилась в лице, соизволив наконец-то повернуться к своему законному королю! Тут Ксантия не сдержалась и чуть слышно захихикала.