— Если бы мы только что не говорили об Артемиде, я назвала бы эту метафору неудачной, — заметила Кирстен. — Но в нашей ситуации сойдет и такая.
— Кирстен, послушай меня! Ты можешь убедить весь мир, что разрыв Лоренса с Пиппой ничего для тебя не значит, но…
— Элен, я не хочу это обсуждать. К тому же Джейн при тебе сказала: завтра он летит в Италию, чтобы уговорить ее вернуться. И ему, наверное, это удастся, так что…
— А если не удастся?
— Оставь меня в покое! — заорала Кирстен.
— Но ты ведь все еще любишь его?
— Допустим. Но после того, что было у меня с Дзаккео… Ты же видишь, что второй мужчина бросил меня ради Пиппы Макалистер!
— Да. Наверное, тебе снова хочется убить ее, а? — улыбнулась Элен.
— Так оно и было, но только в первый момент. Я поняла, что больше никогда не позволю себе увлечься, особенно Лоренсом. Когда тебя отвергают, это больно, Элен. Кроме того, это причиняет психологический ущерб, пожалуй, необратимый…
— Я знаю, но…
— Вернемся к Артемиде и Ориону, — прервала ее Кирстен. — Думаю, ты отлично исполнишь роль Артемиды, а Джон Колуэт — Ориона.
— Кажется, ты намечала для меня роль Титаниды?
— Да, но что мешает тебе взять обе роли?
— Только то, что это никогда не произойдет.
— Почему ты ни во что не веришь? — закричала Кирстен.
— Потому, что тебе не дадут этого сделать, Кирстен! Никогда. Понимаешь?
— Так чего же ты хочешь от меня? Чтобы я внушила себе, что мы с Лоренсом сможем начать все сначала? Мы же знаем, это еще менее вероятно, чем этот сериал!
— О Господи, я не знаю, чего от тебя хочу, — вздохнула Элен, погрузив пальцы в свои черные кудри.
— Ложись спать, Элен. И постарайся завтра проснуться в хорошем настроении.
— А что же с Джейн? Как ты полагаешь, в каком настроении она будет завтра?
— Прошу тебя, Элен, не напоминай мне об этом, — Кирстен почувствовала, как сжалось у нее сердце. — У меня не было выбора. Мне пришлось напомнить Джейн, что Лоренс устроит ей скандал, если она будет тайком приходить сюда. Я сделала это для ее же блага.
— Она очень расстроилась. Мне даже стало жалко ее.
— Думаешь, мне не жалко? Но пока Кемпбел пишет в своих статьях, что я виновата в семейных проблемах Лоренса, нельзя поступить иначе. Ты, конечно, заметила, что Джейн просто без ума от Лоренса. Чем еще можно объяснить, что она так близко к сердцу приняла его разрыв с Пиппой? Тем что Лоренс страдает, а она жалеет его. Она боготворит этого человека, но у нее не хватит сил выдержать его вспыльчивый нрав. И, поверь мне, Лоренс выставит ее, узнав, что она приходит сюда.
— Наверное, ты права. Но она и к тебе страшно привязалась.
— Это пройдет.
— Ладно, делай, как знаешь. Я иду спать. И, прошу тебя, не засиживайся.
Когда Элен ушла наверх, Кирстен налила воды в чайник. Она так устала, что, кажется, могла бы проспать целую неделю. Но Кирстен знала: стоит ей коснуться подушки, сон как рукой снимет.
Она тяжело вздохнула. Элен сейчас утомляла ее, но Кирстен не хотела расставаться с ней, ведь одиночество в такой момент было бы очень тягостно. Элен заставляла ее взглянуть правде в глаза, а именно этого Кирстен не хотелось. Но Элен не заставит ее признаться, как она испугана. Потому что, поддавшись страху, Кирстен вновь может попасть туда, где оказалась пять лет назад после разрыва с Лоренсом. А во второй раз она этого не выдержит.
Смерть Пола, ненависть Лоренса, травля Диллис, предательство Дзаккео — все это тяжко давило на нее. Она помнила, что происходило с ней тогда. Сейчас уже поздно бороться с чувством незащищенности — оно овладело ею, а может, никогда до конца и не покидало ее. Но Кирстен все еще пыталась скрыть это. Пожалуй, больше всего ей хотелось, чтобы Лоренс помирился с Пиппой, ибо если они расстанутся, ей не обрести покоя. Кирстен твердо знала это.
Пиппа притулилась в углу огромного кожаного дивана в гостиной Дзаккео, прижав колени к груди. Лоренс стоял посреди комнаты, мрачный, как туча. Она и Дзаккео причинили ему боль, разрушили его жизнь. Пиппа знала, что Дзаккео, как и она, глубоко переживает это.
Лоренс только что спросил ее, долго ли продолжалась ее связь с Дзаккео и, не желая больше лгать ему, Пиппа во всем призналась. Это тянулось почти два года. Она видела, как тяжело ранило Лоренса ее предательство, она угадывала его мысли. Он ей верил, не сомневался в ее любви и верности. А она сломала все, на чем держалась его жизнь, и оставила его растерянным и опустошенным. У нее было тяжело на сердце. Пиппа допускала, что когда-нибудь раскается в этом, однако, что бы ни говорил, как ни страдал Лоренс, она твердо решила не возвращаться к нему. Она пришла туда, где ей хотелось быть, куда, как она знала последние два года, в конце концов ей придется уйти. Она лишь ждала подходящего момента.
Лоренс подошел к окну и посмотрел в сад, залитый дождем. Он едва сдерживал гнев, но Пиппа видела, что он борется с ним. Ей хотелось подойти к нему, обнять и успокоить его, но она понимала, что сейчас это неуместно. Лоренс должен свыкнуться с мыслью, что отныне ему придется обходиться без нее и самому справляться со своими бедами. Какой бы ни была его жизнь, Пиппы в ней не будет.
— А что будет с Томом? — спросил он.
Сердце Пиппы сжалось от боли.
— Что будет с ним? — прошептала она.
Лоренс резко повернулся к ней.
— Да, что будет с ним? — вскипая гневом, повторил он. — Ведь он твой сын. Твоя плоть и кровь.
— Он также и твой сын, — ответила она и, поскольку Лоренс продолжал молча смотреть на нее, добавила: — Он в большей степени твой, чем мой. Так было всегда. — Но на глаза ее навернулись слезы.
— Прошу тебя, Пип, — умоляюще сказал он, — ты любишь его так же, как я, и хотя бы ради него давай попытаемся начать все сначала.
Пиппа уткнулась лицом в колени, но Лоренс заметил, как она едва заметно покачала головой.
— Я этого не понимаю! — воскликнул Лоренс, ударив кулаком по стене. — Мне казалось, что мы любим друг друга! Я думал, что ты так же счастлива, как я. Объясни, ради Бога, почему ты не сказала мне, что несчастна?
— Я была счастлива, — сдавленным голосом проговорила Пиппа. — Я любила тебя, Лоренс. Я и сейчас тебя люблю, но не так, как… — Она замолчала. Ревность захлестнула Лоренса, и он закрыл глаза.
— А как же объяснить то, что было у нас перед моим отъездом в Штаты? Черт возьми, Пиппа, по-моему, мы тогда все себе возместили. Мы были так близки, что…
— Нет! — воскликнула она. — Мы не были близки! Разве ты не понял, что произошло тогда? Ведь это был единственный раз за всю нашу жизнь, когда ты так занимался со мной любовью! Все эти годы я понимала, что ты сдерживаешь себя со мной и постоянно хочешь ее. В тот раз я до конца осознала это, Лоренс. Я всегда это предполагала, но в тот день до меня дошло: то, что было у нас, совсем не похоже на то, что было у вас с ней. И ты по-прежнему жаждешь этого, Лоренс. Ты хочешь ее сейчас ничуть не меньше. Похоже, ты бережешь себя для нее. Ты не раз говорил, что никогда не простишь ее, но я-то знаю, Лоренс, ты жаждешь простить ее! Так почему бы тебе…
— Нет! — заорал он, и Пиппа отпрянула от него, когда он бросился к ней. — Ты не можешь обвинить меня в этом, Пиппа! Я тебе не позволю, слышишь? То, что у меня было с Кирстен, закончилось, осталось в прошлом! Ты единственная женщина, которую я хочу, и всегда ею останешься. — Ослепленный гневом, он не заметил, что Пиппа не произнесла имени Кирстен. Однако Пиппа это заметила и, печально улыбнувшись, взглянула на него. — Тебе следует понять, — орал он, — что, если я не давал себе с тобой волю, то лишь потому, что берег тебя. Ты такая хрупкая и так дорога мне, что я боялся причинить тебе боль… — Он вдруг горько рассмеялся, подумав о Дзаккео. — Боже, какой же я дурак. Как я во всем заблуждался!
— Посмотри правде в глаза, Лоренс, — спокойно сказала Пиппа. — Ради Бога, примирись с этим и перестань мучить себя.
Лоренс схватил ее за руку и заломил ее назад. Пиппа вскочила.
— Ты продолжаешь гнуть свою линию! — заорал он. — Ты все еще пытаешься убедить меня, может быть, и себя, что я люблю кого-то другого. Этим ты хочешь облегчить свою вину! У тебя ничего не выйдет, Пиппа, я люблю тебя. Я всегда любил тебя, и что бы ты ни говорила, это ничего не изменит. Ты — мать моего сына… — Он вдруг осекся и отвернулся. Думать о Томе было сейчас невыносимо. Но ему так хотелось бы сейчас увидеть любимую мордашку, взять сына на руки и сказать ему, что в этом проклятом мире их никогда ничто не разлучит.