Невидящим взором он уставился на тусклый свет, пробивающийся сквозь опущенные шторы. Влажные простыни прилипли к телу, в комнате было душно.
Лоренс потерял счет ночам, когда он вот так просыпался, мучаясь от желания и чувства вины. Он плохо с ней обошелся. Ему не следовало так разговаривать с Кирстен. Да и вообще им не следовало разговаривать. Но он это сделал, и теперь, по прошествии нескольких недель, страдал от проявленной к ней жестокости, всем сердцем сожалея о происшедшем.
Он к ней никогда не вернется. Лоренс был уверен в этом так же, как и в том, что Пиппа никогда не вернется к нему. То, что было между ним и Кирстен, осталось в прошлом, эта глава его жизни — всего лишь воспоминание, и, как все воспоминания, это редко тревожило его.
Он повернулся и прижал к себе Тома, осторожно прикоснувшись губами к нежной, раскрасневшейся во сне щечке. В сердце Лоренса теперь не осталось места ни для кого, кроме этого ребенка, его сына, которого он мучительно любил.
Лоренс закрыл глаза. Он больше не любил ее, он просто не мог любить ее, но, убеждая себя в этом, Лоренс видел ее глаза. Глядя ему в лицо, она сказала, что никогда не сможет простить себя, потому что он не мог простить ее. Почему, черт возьми, она так сказала? Разве она не понимала, что это заставляет его еще сильнее ненавидеть ее? Он потрогал рукой лоб. Боже, что происходит? Почему он не может ее забыть?
Все это было так давно, но он знал, что никогда, пока жив, не забудет этого. И даже сейчас, лежа в темноте, Лоренс чувствовал, как прошлое овладевает им, заставляя вспоминать о том, что он всеми силами старался забыть.
Он должен был тогда вернуться к ней, порвать с Пиппой и вернуться к ней. Он так решил еще до того, как она ему позвонила. Решение не имело отношения к ребенку. Он хотел вернуться к ней, потому что любил ее и не мог без нее жить.
Он уже собрался позвонить ей, как вдруг раздался телефонный звонок.
— Лоренс, — сказала она. — Лоренс, это я. — При одном звуке ее голоса он почувствовал такую радость, что почти лишился дара речи.
— Как поживаешь? — спросил он.
Она долго молчала, потом едва слышно сказала:
— У меня будет ребенок. — И заплакала. — Мне так одиноко без тебя, Лоренс, — всхлипывала она. — Я почему-то не верю, что ты любишь другую.
— Кирстен, Кирстен, послушай…
— Тебе всегда так хотелось ребенка. — Продолжала она. — Ты хотел стать отцом, но я — неподходящая мать, правда?
— Нет! Кирстен, послушай меня…
— Ты все еще хочешь быть отцом, Лоренс?
— Да! О Боже! Жди меня, я сейчас приеду.
Он приехал, но ее не было дома. Он бросился к Полу, но Пол тоже не знал, где она. Они три дня разыскивали ее. Зная ее неуравновешенность, они чуть с ума не сошли от беспокойства, сбились с ног, разыскивая ее, но никто ее не видел, никто ничего не знал о ней.
Она объявилась на четвертый день. Когда он вошел в ее квартиру, открыв ее своим ключом, она стояла у окна. Он хотел броситься к ней, но что-то остановило его.
— Я как раз собиралась позвонить тебе, — улыбнулась она.
— Где ты была? — спросил он. — Мы тебя повсюду разыскивали.
Ее глаза блестели так странно, что он встревожился.
— Ты беспокоился о нашем ребенке, Лоренс? О ребенке, у которого неподходящая мать? Ну так больше не беспокойся. Теперь он в безопасности. Он у Господа Бога.
Увидев, что лицо ее исказилось безумием, он почувствовал, как у него в жилах застыла кровь.
— Я убила его, Лоренс, — рассмеялась она. — Я убила твоего ребенка. Мне его выскребли из матки, так что у меня ничего не осталось от тебя. Я убила его. Убила моего ребенка, и это ты заставил меня это сделать.
Она говорила что-то еще, но теперь он забыл, что именно. Он только хорошо помнил, что она торжествовала, причиняя ему боль. Аборт был ее местью. Она потеряла рассудок, Лоренс понял это, как понимал и то, что именно в тот момент ей больше всего была нужна его помощь. Но его охватили тогда такое горе, отчаяние и гнев, что ему хотелось одного — убежать без оглядки. Поэтому он бросил ее, вернувшись к своей спокойной жизни с Пиппой и предоставив Полу собирать обломки.
Лоренс почувствовал, что его щеки залиты слезами. Он уже давно понял, что не мог простить себя, а не Кирстен, но посмотреть правде в глаза оказалось очень трудно. Долгие годы он ненавидел ее за то, что она убила ребенка, которого хотела больше, чем он. Но еще сильнее он ненавидел себя, потому что именно он принудил ее к этому. Ему было известно ее прошлое. Он знал, что Кирстен так и не преодолела презрения к себе. Он знал, каким горем был для нее первый аборт, но все же не помог ей, а повернулся и ушел…
Пол рассказал ему, как глубоко она страдала, но чем больше Кирстен страдала, тем сильнее ненавидел ее Лоренс. Она оставила в нем чувство вины, острое и разрушительное. Долгие годы он предъявлял ей счет за преступление, в котором были виновны оба. Но за это расплачивались не только они: Диллис Фишер лишилась мужа и теперь мстила Кирстен, у которой не осталось ничего, кроме наследства, завещанного ей Полом. А у него, Лоренса, был сын и была работа.
Осторожно встав с кровати, он спустился по лестнице и налил себе виски. Он тогда оскорбил ее, а теперь сделал это снова. Ее жизнь и без того отравлена, так зачем же он выместил на ней свою боль и обиду. Он так и не понял, зачем отправился к ней и чего ждал от этой встречи. Кирстен ничего у него не просила, не пыталась связаться с ним, а он, как безумец, ворвался к ней, обвиняя Кирстен в том, что она пытается хитростью вернуть его. Лоренс поморщился. Он вел себя как полный идиот. Но сейчас слишком хорошо понимал, что чувствовала Кирстен после его ухода. Он многое отдал бы, чтобы повернуть стрелки часов назад. Но это не в его власти, а значит, придется ограничиться тем, что он в силах сделать. Он обязан как-то искупить свою вину перед ней.
Лоренс уже знал, как, ибо Элен подсказала ему. Однако помочь Кирстен встать на ноги можно лишь накинув веревку себе на шею, ибо Диллис Фишер уготовит ему такую участь, которая несравненно хуже бессонных ночей. Но он в долгу перед Кирстен и, если не поможет ей сейчас, чувство вины никогда не покинет его.
Но позволит ли ему Кирстен помочь ей? Лоренс усмехнулся. Он слишком хорошо знал ее, а потому представлял, что она ответит на его предложение. Да, Кирстен уязвима и беззащитна, однако из гордости она откажет ему. Но он убедит ее работать с ним при условии чисто платонических отношений, основанных только на профессиональной почве. Придется заранее договориться об этом, зачем же ей думать, что он все еще любит ее. Он не любит Кирстен и едва ли полюбит снова — по крайней мере, так ему кажется сейчас. И все же это условие нужно поставить, ибо, конечно же, им будет очень нелегко ежедневно работать в тесном контакте: при том, что его не оставляют в покое эти проклятые эротические сны. Но с этим он справится, а вот преодолеть чувство вины ему едва ли удастся. Так что, если повезет, совместная работа, стремление к общей цели поможет им обоим избавиться от призраков прошлого.
ГЛАВА 14
Лоренс, ты слышишь меня? Хорошо слышишь? Это важно, ты должен правильно понять, что я хочу сказать. Мне не нужна благотворительность, я вовсе не в отчаянии, и ты должен осознать это, в противном случае нам не о чем говорить.
— Если ты начнешь работать у меня, то, по-моему, нам стоит сразу кое о чем договориться, — вставил он.
— Ты не слышал меня, Лоренс? Я не буду с тобой работать. Знаю, что при твоем самомнении трудно с этим смириться, но попытайся.
— Кирстен!
— Не кричи, Лоренс. Я хорошо слышу.
— Знаю, надо было бы сказать об этом иначе, но я очень жалею обо всем, что наговорил тебе…
— Забудь. Ты причинил мне боль не впервые, но больше этого не будет. — Кирстен в пятый раз за этот день бросила трубку и повернулась к Элен.
— Он звонит уже три дня подряд, — заметила Элен, — и повторяю: продолжая в том же духе, ты все испортишь.