Вы, похоже, расстроены. Ну а как же. Конечно, Роберт должен был поклясться в вечном молчании. Не удивлюсь, если он проколол вам палец иголкой и заставил расписаться кровью под документом. Тайная любовь! Чего уж лучше? Вы не поняли одного - Роберт был человеком верным. Да, правильно, он взял вас в - вы не против слова любовница? - он изменил мне. Это вас и смущало. Но вы ошибаетесь, если думаете, будто существует два раздельных явления: неверность мне и новая верность - вам. Нет, какие бы чувства он к вам ни питал, неверность мне просто-напросто взбаламутила и даже укрепила его прежнюю верность. Он признался во всем, потому что был верен мне и ничего с этим поделать не мог. Он держался за это. Роберт вам изменил. Я хочу, чтобы вы это знали. Это то, что соединяет нас с вами.
И знаете, что еще он мне сказал? Он сказал, что вы для него ничто. Молчите. Сказал, что вы - только тело, просто тело. Если он намеревался утешить меня, то промахнулся - и самым блестящим образом. И все-таки, мне хочется, чтобы вы знали, что он сказал, сидя вот на самом этом месте. Просто тело. Мужчины бывают временами немного неосмотрительными, вам не кажется? Разумеется, вы можете мне не поверить, если вам будет от этого легче. Или решить, что Роберт лгал. Хороший человек, лгущий, чтобы пощадить чувства своей жены.
Однако, давайте продолжим нашу беседу на задней веранде, ладно? Мне еще столько всего нужно вам рассказать.
Задняя веранда
Когда мы купили дом, тут все было открыто. Вот между этими столбами я обычно натягивала веревку: помню, как с носков Роберта капало на перила. При жалованье Роберта и том немногом, что получала я, проводя в библиотеке неполный рабочий день, нам приходилось жаться - сушилка стояла последней в ряду вещей, которые мы полагали необходимыми. А застеклить все это нас, в конце концов, заставили комары. Тут вроде бы не очень холодно, как по-вашему? Можно посидеть немного. Присаживайтесь, что же вы? Я так любила посиживать здесь летними вечерами. Выходила с приемником и сидела, положив его на колени динамиком вниз. Летом сюда долетает множество звуков, и все они мне нравились: сплетавшиеся детские голоса, радио в автомобиле - шум его нарастал, а после стихал, - удары баскетбольного мяча о подъездную дорожку, чмокающий такой звук, скворцы в листве - и сверчки, вечные сверчки, и вечные газонокосилки. Я всегда представляла себе вечерние газонокосилки как больших летних насекомых - вроде жуков. Роберт тут подолгу никогда выдержать не мог. Думаю, эти звуки насылали на него беспокойство. Хотя какое-то время просиживал, летом, чтобы составить мне компанию. Временами мы заговаривали о том, что хорошо бы переделать веранду в настоящую комнату - с окнами, отоплением, я воображала, как сижу на ней зимой, в тепле, - но как-то сердце у меня к этому не лежало. Веранда должна быть открытой. Вам не кажется? В этом весь ее смысл - ты находишься одновременно и в доме, и вне его. Для того веранда и существует.
После признания Роберта я вышла сюда. Сидела вот прямо там, где сейчас вы. Кто знает, о чем я думала? Многое трудно бывает вспомнить, даже самое важное в жизни. Знаешь только, что оно произошло. Я села. Мне казалось, что я умерла. И в то же самое время, голова у меня работала отчетливо и живо. И, вам это может показаться странным, но я испытывала - удивление. Роберт убил меня, быстрым уколом в сердце, а я вышла на веранду и слежу за собственным умиранием. Почему я еще не мертва? Вот что меня удивляло. Но, возможно, у мертвых тоже имеются мысли, как у живых. Вы так не думаете? Голова моя, как я уже говорила, работала живо. Я слышала слова Роберта, слова, которым, я знала, предстоит переменить мою жизнь, и уже давала им оценку. Понимаете, в признании его я уловила определенную - определенную гордость, что ли. Он произнес свой монолог, - примирился с собственной совестью, - он исполнил роль достойного мужчины. Исполнил хорошо. Меня едва ли не подмывало встать и поаплодировать. Браво, Роберт! Теперь настал мой черед - сыграть достойную женщину. Все, что от меня требовалось, - простить его.
Не знаю, как долго я здесь просидела. Помню, я вдруг заметила, что уже темно: тихая летняя ночь. В какой-то миг я услышала на кухне шаги Роберта. Они замерли у двери на веранду, и я поняла: он стоит там, в темной кухне, и смотрит на меня вот сквозь это окно. А потом он ушел.