Шло время. Паша из несчастного мальчика превратился в несчастного юношу со снежно-белой кожей, густыми темными волосами до плеч и прекрасными карими глазами, опушенными черными, по-девичьи длинными ресницами. Если бы не злополучные выросты, его можно было бы назвать красавцем, и от этого бедняге становилось еще обиднее: судьба словно смеялась над ним! Неудивительно, что он почти разучился улыбаться, и с лица его никогда не сходило печально-напуганное выражение.
Ему шел двадцать первый год, и все эти двадцать лет он был окружен непониманием, злобой, брезгливым отвращением, ухмылками, дразнилками и обидными кличками. Двадцать лет его прогоняли, презирали, отталкивали, задирали. Двадцать лет слово «урод» заменяло ему имя.
Во всем городе только мать любила его таким, каким он был, и, как могла, утешала его.
Любимым временем суток у Паши была ночь. Ночью его если и называли уродом, то только в кошмарных снах. Такие сны мучили его нередко, но были и другие, прекрасные сны, в которых он видел темно-синее, почти черное ночное небо, усеянное множеством ясных звезд. Они были так близко и так приветливо мигали ему, что на его губах невольно появлялась улыбка. Какая-то неведомая сила несла его навстречу им, и непонятная легкость чувствовалась во всем теле, а на душе было светло и радостно. Проснувшись, он еще несколько секунд ощущал эту радостную легкость, но она исчезала, так быстро и неумолимо, таяла, как дым и надо было снова возвращаться в мир, которому он нужен только в качестве объекта насмешек и нападок. А как хотелось еще хоть миг полюбоваться чарующим звездным сиянием!..
Он любил рассказывать эти сны матери, она улыбалась и ласково трепала его по волосам. Юноша закрывал глаза и клал голову ей на плечо. В эти минуты он чувствовал себя не таким отверженным и несчастным, но когда мать умерла, его жизнь превратилась в настоящий ад.
Единственно, что спасало его — сны и мечты и другом, нездешнем звездном мире. Когда Паша думал о звездах, он забывал об окружавшей его действительности, и однажды это сыграло с ним злую шутку.
Жарким июльским днем Паша сидел в саду на скамейке, думая о своих звездах. Ему было хорошо, и он улыбался. Юноша не видел и не слышал, как к нему подошли двое неопрятных подростков и нагло уставились на него, хихикая и показывая пальцами.
— Че ты лыбишься, урод?
Грубый вопрос мальчишек заставил Пашу заметить их.
— Звездам, — Паша хотел ответить спокойно, но голос его чуть дрогнул.
— Че? — прыснули подростки, — Да он не только урод — он еще и псих! Какие звезды днем? Псих ненормальный! В дурдоме ему самое место!..
С того дня несчастного парня стали считать не только уродом, но и сумасшедшим.
Однажды вечером Паша шел домой. Темнело, и на небе уже показались первые звезды. Юноша грустно посмотрел на них и вздохнул:
— Вы так далеко.
Долго любоваться звездами ему не пришлось: навстречу бежали хорошо знакомые мальчишки.
— Урод! — закричал они издалека, показывая пальцами, — Урод!
Паша молчал. Он не хотел показывать им своей боли.
— Ур-род! — прокричал из клетки попугай, которого десятилетний хозяин долго и упорно обучал этому слову.
Мальчишки, шумя, пронеслись мимо, а Паша сел на обочину и заплакал. Никогда еще ему не было так горько, так больно, никогда еще отчаяние не овладевало им в полной мере. Крупные прозрачные слезы капали в дорожную пыль.
— Почему ты плачешь, сынок? — раздался рядом старческий голос.
Он поднял лицо и увидел перед собой незнакомую старуху с клюкой.
— Бабушка, а вы разве сами не видите? Эти проклятые выросты! Я в жизни никому не делал зла, но из-за них ко мне относятся, как к преступнику, как негодяю какому-то! Всю жизнь их ношу
— тяжелые, как черт знает что, и каждый день слышу из-за них: «урод» да «урод»!..
Неожиданно старуха улыбнулась — не ехидно, не снисходительно, как другие, а так, что у заплаканного Паши сразу потеплело на душе.
— Сынок, — тихо промолвила она, — а известно ли тебе, как называются эти выросты?
Юноше было безразлично, как называется то, что делало его изгоем и всеобщим посмешищем, но ее интонация заставила его заинтересоваться.
— Ну и как же?